Общество забытых поэтов. Роман в драме. Сурен Галстян

света, высокого неба.

      Август. Как же женщина земная? Такой глупости я от тебя раньше не слышал!

      Якопо. Я того ведь не скрывал, но тему лишь не поднимал, да ведь и сам ты так считал.

      Август. Я был довольно глуп. Так нет для тебя любви?

      Якопо. Как же нет?! Не дури! Любовь – один из смыслов всякой жизни, что мыслит и чувствует. Любовь есть к Богу, чистая любовь; любовь Матери к ребёнку; дружба – форма есть любви. Мало ли любви?

      Август. А любовь девичья? Когда дрожит в ней всё в тот момент, когда мужчина её окинул взглядом; когда он не знает, что есть сердце на земле, что не спит по ночам из-за него; это сердце жаждет его видеть, извечно видеть пред собой, каждый взгляд ловить, каждое слово или жест и прикосновение ощутить. Коснулся он её случайно, и то место на теле всё горит, горит и горит отчаянно.

      Якопо. Возьмём твой случай, он мне мил. То, что описано тобой, действительно красиво, но если сделать по-другому? Юноша из-за неё уж сломлен, ведь воспылал уж и потух, а она безразлична и смирна. Для неё его будто бы и нет. Хоть он умри, она глуха. Сиди, юноша, молча догорай, тихо с грустью вспоминай, как ты тщетно загорелся.

      Август. Так не веришь ты в Любовь, Любовь двух сердец: мужского и женского. Мужское – крепость, сила; женское – уют, опора и любовь. Это ведь тоже вид Любви к Богу.

      Якопо. То истина, согласен. Но не всякому она доступна.

      Август. Нет, не может быть! Как от веры никто, кроме тебя самого,

      Отгородить тебя не может, так и от Любви, ведь то практически одно!

      Якопо. Есть те, мой друг, чья любовь не взаимна.

      Август. Ты не понимаешь, что говоришь! Ты грешишь, милый, ты грешишь.

      Якопо. Где ж мой грех?

      Август. Вера и Любовь – одно. Когда ты веришь, требуешь ли ты от Бога взамен чего-то? Можешь ли ты, червь, требовать чего-то? Так и Любовь: ты любишь – и всё! Больше ничего не надо. Если ждёшь в ответ чего-то, то это не Любовь, а лишь грязные чувства к самому себе!

      Якопо. Ты слишком хороший, мне до тебя далеко. (Садится в кресло, хранит молчание с грустным видом.) Я… я, конечно, понимаю, что прав ты, но могу… Могу я только страдать, вновь и вновь, корить или всех, или только злосчастную судьбу, всё отрицать, что чисто лишь потому, что не имею я того. А в конце… в конце, как Вертер, и зваться буду Новый Вертер, хотя он любил, а у меня и этого чувства нет.

      Август. Нет! Не далеко тебе до меня! Я очень удивился, услышав от тебя такое. Не дам я брату впасть во грех, потому и груб я был. Я тронул твои раны, чтоб гной из них убрать совсем. Теперь лечить их можно.

      Якопо (встаёт, поправляясь). Спасибо тебе, милый! Во всём ты прав, спасибо за лечение. Я подумаю о том, что ты мне сказал, чтобы задать тебе затем настоящие вопросы. (Обнимаются и вместе выходят.)

      Сцена II

      Кабинет Генриха. Генрих уснул на диване с книгой, заходит Лоренцо.

      Лоренцо. В смысле ты спишь?! (На цыпочках подходит и берёт книгу.) Снова перечитывает «Айвенго». Очень мило, надо бы тоже перечитать. (Подходит к столу, кладёт