Общество забытых поэтов. Роман в драме. Сурен Галстян

ему похлопали.)

      Лоренцо. Брат, это прекрасно!

      Генрих. И грустно.

      Якопо. Зато я верю в его грусть.

      Вильгельм. Каждый раз чем-то новым поражаешь.

      Август. Благодарю. Но без лишних похвал, ведь любой из вас с лёгкостью нагреет своё поэтическое слово намного больше. И докажет это благородный Генрих. (Генрих встаёт, а Август садится на своё место.)

      Генрих. Зря такие строишь ожидания: как бы теперь братьев мне не разочаровать. Но так и быть, попробую. И раз уж ты показал хороший пример любовной лирики, то за тобой я повторю.

      Стих

      Милая, кто б ты ни была,

      Давай с тобой поговорим:

      К тебе моя любовь мала?!

      Тогда мы Нашу сотворим!

      Нет, мой друг. Это потом.

      С другой стороны зайдём.

      Мы познакомимся сначала:

      Но без имён – пустое!

      Души моей ты опахало,

      Не ожидай героя.

      Я злой да грубый.

      Безразличны люди мне,

      Ведь слепы, живут во тьме,

      Внутри всяк глупый.

      Их не одаряю взглядом,

      Что рождает свет в душе;

      Держатся настороже

      Те, кого зову я стадом;

      Я оскорбить алкаю

      Безобидных тех людей —

      Я для них таков, знаю.

      Верь: иные мне милей;

      И к людям отличным,

      Мне не безразличным,

      Ты причислена.

      При тебе моя гордыня

      Вмиг выдворена,

      Правишь мной, моя богиня!

      И пусть провалится весь мир,

      Пусть обесценится сапфир,

      Пусть разорится всяк банкир,

      Ослушан будет командир

      И награждён всяк дезертир.

      Пусть! Вот я рифмоплёт!

      Пусть рифмоплёт умрёт!

      Многое стерпеть готов,

      Если ты, сердечный друг,

      Не откажешься (а вдруг?)

      От Любви моей оков.

      Когда-нибудь, придя домой,

      В Очаг уютный наш с тобой,

      Увижу, как одна скучала:

      «Так долго! Ты невыносим!»

      «Привет, родное опахало!»

      «Милый, давай поговорим…».

      (Все молчат.)

      Вильгельм (тихо, обрывая молчание.) Генрих, я тронут!

      Якопо. Давно меня любви поэзия так не грела.

      Лоренцо. С музой, как всегда, Генрих неразлучен. лишь с ним она постоянно, а нас навещает больно уж редко.

      Август. Господа, что я говорил?! Стих очень был хорош.

      Генрих. Как говорил Поэт: «Сбавьте, сбавьте!». Каждого последующего хвалите всё больше. Так где ж тут оценка? Или вы сказать хотите, что каждый прежнего всегда лучше? Нет, братцы, вас поэзия прежняя разогрела, потому вам теперь всё будет приятно. Даже если я прочту творения (не стихи – стихоплетения) нам всем знакомых рифмачей, и на то вы посмотрите довольно ласково.

      Лоренцо. Право, в тебе Якопо говорит. Заразился, что ли? (Якопо перестаёт есть очередное яблоко, дожёвывает и говорит.)

      Якопо. Надеюсь, от тебя он проигрышами не заразится.

      Лоренцо (принимает