Жизнь других людей. Шейла Нортон

ее ногами ничего не изменится, – вздыхаю я, – если она не сходит к врачу и не начнет лечить артрит.

      – Вот упрямая старуха, – качает головой Фэй.

      – Она не хочет становиться старой. – Я отлично понимаю Дотти. – Не желает быть больной и беспомощной. Она убедила себя, что это не так…

      – А что будет, когда она вообще не сможет двигаться? Будет прикована к постели? Не сможет о себе заботиться?

      – Тогда и будем думать, что делать.

      – Будем? Кого ты имеешь в виду, Бет?

      Я слегка краснею.

      – Я хочу сказать, мне придется позвонить в социальную службу и узнать, чем они могут помочь.

      – Ты не обязана этим заниматься.

      – Ну, хватит! – Я раздраженно обрываю Фэй. – Заладила, как попугай. Я считаю, что обязана, потому что…

      – Ты убираешь ее квартиру, а не…

      – Но у нее никого нет. Ни родных, ни друзей, если не считать двух старушек, которые живут по соседству.

      – Но ведь за границей у нее есть сын и дочь?

      – Значит, я свяжусь с ними. Если что-нибудь случится, я им позвоню. Хотя, по-моему, они не из тех, что бросят все и примчатся, чтобы организовать уход за матерью. У них своя жизнь, семья, работа и все такое.

      – Но они ее дети, – говорит Фэй с легким недоумением. – А ты – уборщица.

      – Я не забыла.

      Я стою у нее на кухне, смотрю в окно и комкаю лист бумаги, который держу в руках. Я не понимаю, почему я так разозлилась.

      – Это же моя картина! – пронзительно кричит Элли, выхватывая у меня шарик хрустящей желтой бумаги, покрытой красными и синими пятнами. – Мамочка, ты ее испортила!

      – Прости, дорогая! – Я пристыженно разглядываю бесценное произведение моего ребенка. Да что со мной, в самом деле? О чем я думала?

      – Послушай, Элли, – вмешивается Фэй. – Это же современное искусство! – Она разглаживает рисунок на кухонном столе. – Мы сделаем из нее коллаж! Возьмем клей, соберем листья в саду…

      Лорен, которая наблюдает за этой сценой, берет свою картину и тоже превращает ее в коллаж. Я благодарно улыбаюсь Фэй, а девочки склоняются над банкой с клеем и сосредоточенно хмурятся, захваченные возможностями созидания.

      – Как у тебя хорошо получается, – говорю я Фэй. – Ты замечательная мать.

      – Ты тоже, – говорит она, обнимая меня. – Старая кочерга.

      Когда я прихожу домой, звонит Луиза Перкинс. Ее голос дрожит.

      – Бет, мне нужно сказать тебе… я не знаю, как это сказать…

      – Что случилось? – испуганно спрашиваю я.

      Обычно Луиза весела и безмятежна. Сейчас у нее совершенно убитый голос.

      – Мы переезжаем. Мне очень жаль.

      – Когда? Почему? Это связано с работой Бена?

      Они любят свой Сельский домик. Луиза постоянно говорит, как они привязаны к этому дому, какой он удобный, как хорошо в нем детям.

      – Работа Бена? – Она тихонько фыркает, точно я пошутила. – Да, пожалуй. Он только что сказал мне, – она начинает говорить торопливо, захлебываясь