Елисейские Поля. Ирина Одоевцева

по маленькой столовой. – Вот увидите. Я хочу, Верочка, чтобы вы гордились вашим мужем. Я весь мир переверну.

      Вера смеется:

      – Ну конечно перевернете…

      – Вы знаете, на нашем заводе… Меня так ценят. Я…

      Вера улыбается, не слушая. Вот он какой. А она и не знала. Разговорчивый. И чем-то гордится. Она думала, робкий, тихий. А он вот какой.

      Ей становится скучно.

      – Послушайте, Володя. Поедем ужинать. Куда-нибудь, где цыгане. Хорошо?..

      – Что ты, Верочка? Как можно к цыганам? Вас благословить надо. А ты к цыганам…

      – Ну и благослови, если надо. Но ты ведь, наверное, сама не знаешь, как благословляют. Только поскорей. А потом поедем. Я хочу веселиться…

      Ресторан. Шампанское. Женщины в светлых вечерних платьях. И все смеются, и всем весело. Или, может быть, притворяются, что им весело. Но Вере грустно, и нет сил притворяться. Она ставит локоть на стол, голова легко кружится, и все кругом кажется смутным и странным.

      Цыгане на эстраде. Старые цыганки в пестрых шалях. Какие у них толстые ноги, а цыганки должны быть стройные и молодые.

      Дни за днями катятся,

      Сердце болью тратится,

      Обрывая тоненькую нить… —

      поют они гортанно и страстно.

      – Как грустно, – вздыхает Вера. – А я хотела веселиться. Зачем мы приехали сюда?

      – Если вам не нравится, поедем в другое место. В какую-нибудь французскую буат[2]. Там веселее.

      Но Вера качает головой:

      – Нет. Останемся. Они хорошо поют. И разве есть место, где мне будет весело?.. Налейте мне еще.

      – Верочка, ты слишком много пьешь.

      – Оставь, мама. Слушай лучше.

      Пусть туман колышется,

      Пусть гитара слышится —

      Не мешайте мне сегодня жить…

      Вера пьет, закинув голову, и ставит пустой стакан на стол.

      – Не мешайте мне сегодня жить, – повторяет она медленно. – Но ведь мне никто не мешает. Никто. И все-таки я не могу жить. Ах, лучше бы я умерла.

      – Вера, что ты говоришь… – испуганно шепчет Екатерина Львовна. – Не пей больше.

      – Ты думаешь, я пьяна? Нет. А может быть, и пьяна, я не знаю. Пусть туман колышется. Видишь, как он колышется. Или это дым от вашей папиросы? Отчего вы молчите, Володя? Вам тоже грустно? Хотите выпьем на «ты»?.. Жених и невеста всегда на «ты».

      Она протягивает ему стакан, чокается.

      «Надо сказать, что-нибудь неприятное», – и смотрит ему прямо в глаза.

      – Я не люблю тебя и никогда не полюблю.

      Он роняет стакан, шампанское течет по скатерти, на Верино белое платье.

      – Глупый, – смеется она, захлебываясь, волосы падают ей на лоб, – какой глупый. Я нарочно.

      Он вытирает ее колени салфеткой:

      – Ты пошутила?..

      – Ну конечно. Конечно…

      Пусть туман колышется,

      Пусть гитара слышится,

      Не мешайте мне сегодня жить… —

      поют цыгане.

      Вера слушает. Лицо ее снова становится грустным.

      – Конечно

2

От фр. boite (de nuit) – ночное кафе, кабаре.