Среда Воскресения. Николай Бизин

что были, есть и будут.

      Сама «прихожая» изменилась. Она стала «вхожей» в другой мир. Ведь женщина была красива не обычной, а какой-то другой красотой.

      Красотой, сразу меняющей всё на свете. Вся её жизнь вошла сейчас вместе с ней и стала здесь жить. Все её обычные женские маневры: все эти скучные сближения, уклонения и даже само сбережение её красоты (как весьма конкурентного товара на сорочинской ярмарке) – всё это были вещи подчиненные, состоящие у ее красоты в услужении.

      Собственно – она за этим и явилась: подчинять! Собственно – всё это (ведь в подчинении есть много всего) у нее почти получилось; но – это было очень существенное «но»: она была ошеломляюще молода!

      До Старика ей было далеко. Как до неба. Впрочем, как и Илии Дону Кехане. Потому – сейчас она прошла не мимо человека Идальго, а меж трёх частей его имени; причём – проделала она это настолько легко, что мы с Идальго просто-напросто потеряли её из глаз; более того – она оказалась у Илии за спиной много прежде, чем тому удалось-таки следом за ней обернуться.

      Прежде чем ещё раз (уже – третий) не задать ей свой очень важный вопрос:

      – Как тебя зовут на самом деле?

      Ибо – речь и об имени, и о красоте суть одно.

      На самом деле его любимую звали Жанна, но – она действительно могла бы происходить из Франции пятнадцатого века, являясь уроженкой деревушки Домреми; разве что та Жанна (которая д'Арк), была блондинкой – что явствует из средневековых гравюр, более того – даже сейчас она действительно могла бы показаться облаченённой в средневековое белое с золотым шитьем платье (а вовсе не в тех чёрных доспехах, в которых её пленили бургундцы.

      Да и незачем представлять: вот же она… Кар-р!

      В руке она держит (вы не только представьте, но – увидьте!) обоюдоострый клинок с золотыми лилиями по всему лезвию; впрочем, взгляд её скромно опущен долу (впрочем – она и сейчас способна, будучи неграмотной, диктовать своему сподвижнику Жилю де Рецу письма английскому королю, причем – от имени «Старика»).

      Итак, она прошла меж имен Илии – и ни одно из них не потревожила! Душа Идальго находилась в смертельной опасности.

      Причём – как пророк, Илия прекрасно понимал, что ему не обойтись без жертвы со своей стороны.

      Причём – эта прекрасная возлюбленная (словно бы явившаяся прямиком из жизнеописания трубадуров) была и сама по себе экзистенциальна и амбициозна в невидимом! Причём – если та Жанна явилась спасти Францию ценой своего счастья, эта собиралась помешать Илии спасти Россию во имя своего душевного комфорта (и была в своем праве).

      При чем тут облики государств, если на кону вечные человеческие ценности?

      Кар-р!

      Более того – происходила не борьба хорошего с лучшим (недолгая блажь социализма), но – словно бы менялось шило на мыло: не все ли равно, какое скоморошье рыло ты будешь носить? Человека «многих миров», наследника и продолжателя взлётов и падений, гордеца и созидателя (тоже искусственный продукт, но – всё ещё претендующий на личную обособленность), или ничтожного атома потребления и воспроизводства (неистребимого, неисчислимого и бессмертного – во взаимозаменяемости).

      Женщина