Среда Воскресения. Николай Бизин

улыбка – с которой она, отвечая сердцу в плаще, произнесла:

      – В Москву, где люди стреляют друг в друга? Обязательно уедешь, как может быть злая Москва без тебя? Но только завтра, сегодня я не могу без тебя.

      После чего продолжила читать его будущий текст:

      Я, с тобой на земле задержавшись,

      Тете буду как светлый прибой!

      Ты, со мной на земле задержавшись,

      Будешь мне голубой горизонт.

      Женщина не ведала, что творила. Женщина читала и сама заслушалась своим чтением, и даже поверила в такое свое будущее: что именно так для нее повернулась ее плоскость птолемеева глобуса! Но с Идальго всё обстояло иначе: сейчас одна его жизнь (сердце в плаще) слушала текст, в то время как его настоящая жизнь разулась (стала нагой и легкой) и продолжила за женщину.

      Произнесла (вместо неё) совершенно иные строки:

      Когда бьется о волны ладья,

      Лишь кажется море просторным.

      Но причина подобного шторма

      В величинах огромных и малых:

      Человек всегда больше толпы.

      Он лишь кажется мерой вещей,

      Но он мера вещей небывалых!

      Когда бесится море людья.

      Когда бьется о волны ладья.

      Ибо тесно огромному в малом.

      Мы спокойны в своем небывалом.

      Его сердце (в её плаще) стояло у нее за спиной. Она не смотрела на его сердце, ведь она не расслышала Илию и всё ещё ждала его слов; но – всё это время Идальго (босой и легкий) прощался с ней, причем – особенным образом: оставаясь с ней своим сердцем! Потому что никаких расставаний нет вовсе.

      И минуло еще сто лет, и ничего не минуло, а времени – словно бы не было!

      Что есть время, если для Старика все наше вчера и завтра – даже не сейчас, а просто есть! И что есть мера времени, как не срок осознания только твоей мгновенной реинкарнации в твое «здесь и сейчас»? То есть – ты (настоящий ты) свободен от времени, которому отданы лишь маски гомункула. То есть – настоящий ты не протискиваешься в каждое конкретное мгновение, но – идешь меж всех мгновений.

      Время Илии Дона Кехано стало свободным от него самого! Оно более не имело к нему отношения, тогда как он мог к нему отнестись: его время оставалось птолемеево плоским, но одно-(двух или трех)-временно его время вращалось вокруг своей оси. Причем – вместе с его временем вокруг своей оси вращалось все, что было его душой одушевлено.

      Пророка Илию Дона Кехана не очень интересовала версификация «всего» мира – его в большей степени занимала версификация «его» мира (то есть России), посему – он немедленно к ней приступил: именно в этом «здесь и сейчас» именно это сердце в плаще готовилось встать перед женщиной на одно колено… И ведь как красиво могло получиться!

      Кар-р!

      Еще темно, еще покой-зерно

      В прохладных закромах -

      Не переиграно на белое вино!

      И душу я не рву… Душа мне как рубаха,

      Как тело есть рубаха для души!

      А что же далее? Во что оденем тело?

      Что будем рвать на звезды и гроши?

      Ведь я не человек, нагое дело -

      Нагая