Аэростаты. Первая кровь. Амели Нотомб

самом деле вам не девятнадцать лет, вам восемьдесят.

      – Совершенно точно. Что еще вам понравилось в возвращении Одиссея на Итаку?

      – Честно говоря, я не в восторге от этой части.

      – Одиссея узнал его старый пес и от волнения умер – вас это не тронуло?

      – Нет. Это попросту нереально. Собаки так долго не живут.

      – Не нужно зацикливаться на подобных мелочах. Когда Гомер говорит, что Одиссей отсутствовал двадцать лет, это фигура речи.

      – Хорошо, что я уже дочитал до конца. Такими соображениями вы бы отвратили меня от Гомера, я не стал бы даже открывать книгу.

      – Гомер впервые собрал песни, принадлежавшие устной традиции. Он наследник аэдов, сказителей, и придерживался их приемов, в числе которых вольное обращение с хронологией.

      – Местами видны уловки, нацеленные на то, чтобы завладеть вниманием слушателей. Например, ритм чередования эпизодов. Каждое приключение длится определенное количество строк – чтобы довести действие до высшего накала. Потом передышка. Публика может идти в сортир.

      Я засмеялась:

      – Тонко подмечено. “Илиаду” и “Одиссею” приказал записать тиран Писистрат. Это была колоссальная издательская эпопея, беспрецедентная, революционная. Аэды бушевали, кричали, что навеки извращено прекраснейшее творение всех времен. И хуже всего, что они, вероятно, были правы. Возможно, текст действительно много потерял оттого, что был закреплен. Но если бы этого не произошло, сегодня от него и следа бы не осталось.

      – Тогдашние читатели его бойкотировали?

      – Напротив.

      – Как это можно узнать? Заглянуть в топы продаж пятого века до нашей эры?

      – Нет. Но есть свидетельство более показательное. Вместе с этим изданием родилась литературная критика. И нашелся критик по имени Зоил, который заявил, что Гомер был посредственным борзописцем. Так вот, народ поймал Зоила и повесил.

      – Какая прелесть!

      – Ладно. Прочтите мне вслух эпизод с лотофагами.

      – Почему именно этот?

      – Я его очень люблю.

      Я протянула ему “Одиссею”, открытую на нужной странице. Пий прочел, по-прежнему монотонно, но без единой запинки.

      – Нет у вас больше никакой дислексии. Моя миссия окончена.

      Мальчик опешил.

      – Ваш отец нанял меня, чтобы решить проблему дислексии. Вы от нее излечились.

      – Вы мне нужны, чтобы сдать экзамен!

      – Бросьте! Я совершенно вам не нужна. Вы прочли “Илиаду” и “Одиссею” очень талантливо. Вы говорите об этом так, как мало кто из взрослых способен говорить.

      – Ни “Илиады”, ни “Одиссеи” в программе нет.

      – Черт с ней, с программой! Кто может больше, тот может и меньше. Если говорить честно, для современного читателя Гомер труднее, чем Стендаль.

      – Я другого мнения.

      – Это не вопрос мнения. Это объективный факт.

      – Ладно, я понял. Вам надоело со мной возиться.

      – Вовсе нет. Просто не хочу вести себя непорядочно.

      – Тут нет ничего непорядочного! Не бросайте меня, пожалуйста.

      Тон его был напористым и умоляющим одновременно.

      – Не