Аэростаты. Первая кровь. Амели Нотомб

виделись с моей матерью.

      Я кивнула.

      – Извините. Наверно, она действительно хотела с вами познакомиться.

      – Это естественно.

      – Что вы о ней скажете?

      – Разве у меня могло сложиться какое-то мнение за столь короткое время?

      – Вы лжете. Из вежливости. Моя мать – идиотка.

      – Не надо так говорить.

      – Почему? Потому что это не принято?

      – Вот именно.

      – Ну и пусть. Вам я просто не могу не сказать: моя мать – идиотка. Понимаете, отец – не дурак, но я его презираю, и мы даже не в состоянии поговорить друг с другом, чтобы не начать сразу орать. Моя мать не злая, но что я могу думать о женщине, до такой степени тупой? Мне было восемь лет, когда я понял, что она дура. Мне было двенадцать, когда я понял, что мой отец – гнусный тип.

      Я чувствовала себя не в своей тарелке, оттого что нас подслушивал вышеупомянутый гнусный тип, и постаралась сменить тему:

      – У вас есть друзья?

      – В Брюсселе? Я здесь всего два месяца.

      – Иногда этого хватает.

      – В моем случае не хватило.

      – А раньше у вас были друзья?

      Он пожал плечами:

      – Я так считал. Но когда видишь, что за два месяца разлуки почти ничего не остается от дружбы, длившейся десять лет, позволительно в ней усомниться. Короче, я один. Еще и потому я так дорожу нашим общением. Но можно ли назвать это дружбой?

      – Пожалуй, не стоит искать название, – осторожно ответила я.

      – У нас в лицее была работа по “Красному и черному”. Я получил лучший балл, девятнадцать из двадцати. Отвечая на некий поставленный перед нами глупый вопрос, мы должны были изложить свои мысли о книге. Я вспомнил теорию, которую вы упоминали, что всякий роман – это или “Илиада”, или “Одиссея”. Я написал, что Жюльен – это Одиссей, мадам де Реналь – Пенелопа, а Матильда – Цирцея, ну и так далее.

      – Браво!

      – Все это благодаря вам. Без вас у меня был бы ноль шансов получить такой балл.

      – Вы сумели осмыслить и применить то, что от меня узнали. Не преуменьшайте свои заслуги. Вы очень умный человек.

      Он смутился, умолк и опустил голову:

      – Отец тоже мне сказал, что я умный. Но прибавил, что толку от этого никакого.

      – Он, скорее всего, имел в виду, что не следует подходить к уму утилитарно.

      – Вряд ли. Такие взгляды не в его духе.

      Это была мука мученическая – поневоле защищать негодяя, потому что он нас подслушивает.

      – Теперь мы должны читать Кафку, “Превращение”, – сообщил он.

      Я не стала говорить ему, как люблю эту книгу, и попрощалась.

      – Урок только начался, – запротестовал он.

      – Никто не мешал вам выйти ко мне вовремя, – ответила я.

      Грегуар Руссель, ясное дело, перехватил меня у выхода.

      – Хвалю, особенно за финал. Нынешняя молодежь не может не опаздывать.

      – Я молодая, и я пунктуальна.

      – Да. Но вы…

      Сколько раз мне приходилось это слышать! Будь то от родителей или от друзей. “Да. Но ты…” Я никогда не требовала