Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

мною движет. Нет, не благородство, не героизм и не милосердие. Возможно, будь на месте Тамары кто-то другой – я и тогда не ударила бы. Просто я банально боюсь сделать человеку больно. Просто боюсь после своего хлестка услышать пронзительный визг.

      Эта часть мелодии самая страшная.

      – Ну, русь? Ты опять делайт все неправильно?

      Комендант все еще смотрит. Так внимательно… То ли оценивает, то ли изучает… то ли выражает снисхождение.

      – Товарищ комендант! Пожалуйста, не надо… Вы ведь не такой…

      Он щурится.

      Не отрывая от меня взгляда, гасит папиросу и неспешно подходит ко мне. Скрещивает на груди руки.

      – А ты хоть знаешь, какой я? – с почти невидимой издевкой спрашивает комендант.

      Закрываю глаза.

      – Не знаю. Но имею неприятный опыт общения с вами.

      – Да ты что? У тебя так быстро заживайт раны, русь, что ты снова смеешь разевать свой паршивый рот и не повиновайться людям высшей нации?! Кто ты здесь, русь? Кто ты здесь? Маленькая ручная свинка, от которой вечно воняет и несет дерьмом вшивого патроитизма. Почему ты считайт, что тебе все можно? Потому что крутишь задницей перед Вернером? Или потому что строишь из себя невинное дитя?

      – Я ничем не кручу и ничего не строю.

      – Тогда бей. Не будешь?

      Молчу. Пытаюсь разорвать хлыст. Или хотя бы растянуть.

      Не получается…

      Совсем как не получается и иметь собственное мнение.

      – Не будешь.

      Комендант кивает. Так же медленно вздыхает, разворачивается и отходит на пару шагов.

      – Вернер, она твоя.

      Жмурюсь и сжимаюсь в комок.

      Задерживаю дыхание.

      Но ничего не происходит…

      – Вернер! Да что с тобой такое?! Действуй, я сказал!

      – Оберштурмбаннфюрер… Разреши просто уточнить? Дело в том, что сбежавшую поймали в частности благодаря этой русской. Она знала, что гараж открыт, и могла спокойно сбежать, но не сделала этого, а проявила к нам уважение и осталась в штабе.

      – Да струсила твоя русская, вот и все! Просто струсила! Думаешь, я не знаю эту суку? Да прекрасно я ее знаю! Корчит из себя невесть кого, а на деле даже сбежать духу не хватает! Я ее даже животным теперь назвать не могу, она просто жалкое безвольное существо. Если она сейчас же не ляжет рядом со сбежавшей – ляжешь ты и оголишь свою спину. Уговаривать тебя я устал.

      До побелевших костяшек сжимаю в руках хлыст.

      Сглатываю.

      – Русиш! – вдруг орет Вернер. – Да бей же ты, дура!

      Не смогу.

      Не ударю.

      Уже все.

      – Вернер. Я считаю до трех.

      И тот не осмеливается больше пререкаться.

      Дергает меня за руки. Срывает с моего тела рубашку, рывком пододвигает второй стул. Швыряет меня в него. Вдавливает грудью в шершавую деревянную поверхность.

      Обнаженную спину освежает горячий ветер, как медсестры смазывают спиртом руку перед прививкой. Но я этого почти не чувствую, а ощущаю лишь ледяные ладони Вернера на своих плечах.

      Кажется, я пытаюсь что-то сказать, пытаюсь вырываться…Беспомощно ерзаю,