Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

вижу ничего сложного.

      Снова закрываю глаза и сжимаю губы. Сжимаю с такой силой, чтобы не дай бог меня не прорвало, что окупилось бы мне не слишком лестными поступками со стороны коменданта.

      – Товарищ комендант. Ну вы же понимаете, что я не смогу. Он тяжелый.

      – Да ничего вы не можете! Слишком нежный, я смотрейт! Шкаф ей передвинуть трудно!

      – Он тяжелый!

      – А ну не ори на меня!

      Сжимаю уже не губы, а кулаки. Прямо чувствую, как срываюсь. Уже дышать от ярости тяжело…

      Комендант лениво поднимается с кресла и приближается к шкафу. Хватается за край и с большим трудом передвигает в сторону. Вижу, как на его ладонях вздулись и без того толстые вены. Ничего сложного… Ну-ну.

      Хватаю банку и захожу между шкафом и стеной. Макаю кисть в густую и вязкую краску, снимаю остатки о краешек банки и провожу по полу…

      – Стой! Стой, русь! Да что же ты опять делайт?!

      Запрокидываю голову. Закусываю губы. Оборачиваюсь и выдавливаю сладкую улыбку.

      – Что же я снова сделала не так, товарищ комендант? – журчу я, представляя на его месте Вернера.

      – Ты правда не понимайт?

      – Простите, нет.

      – Ты хоть раз красийт у себя в дом?!

      – Да в чем дело?

      Он опять в кресле, и опять не спускает с меня настороженного взгляда.

      Сквозь зубы выносит:

      – Начинайт надо с конец, а не с начало. Ты потом идти назад и попадайт в краска. А потом пачкайт мой дом!

      Пожимаю плечами, в который раз хватаю банку и иду в конец. Сгибаюсь над полом.

      – Так что, русь? Ты не отвечайт мне. Я тебя спрашивал: красийт ли ты когда-нибудь свой дом?

      Тяжело вздыхаю и тру мокрый лоб.

      – Не доводилось, – выдавливаю.

      – Очень заметно. Ты вообще хоть что-нибудь умейт делайт в свой дом?

      – Умею. Много чего умею. Весь огород на мне. Пол мою, посуду. Пыль протираю, окна, скот кормлю. За лошадьми ухаживаю: чешу им гриву, еды даю. Куры тоже на мне. Корову иногда дою.

      – А что в это время делайт другой член твой семья?

      – У них другое, они деньги зарабатывают. Мамка в телятницах, папка в колхозе, а братка у него подрабатывает. Мы с Никиткой, ну, младшим братом моим, дом содержим.

      Комендант гасит папиросу, не спуская с меня взгляда. Медленно разворачивает леденец. Морщится.

      – А… ты? Где работайт ты?

      Соскребаю с щеки прожигающую каплю краски.

      – А я пока нигде не работаю. Учусь только.

      – Что? – комендант чуть ли не давится конфетой. Вздергивает брови. – Учусь? В школа? Так тебе сколько лет вообще?

      Недолгое время молчу, раздумывая, стоит ли ему говорить правду. Кашлянув, честно отвечаю:

      – Шестнадцать.

      Комендант замолкает. Чуть хмурится. Медленно барабанит кончиками пальцев по подлокотнику кресла. Несколько раз порывается открыть рот, но быстро останавливает себя.

      – Всего? – наконец тихо произносит комендант.

      Горько усмехаюсь.

      – Ну, извините. Я в этом не виновата.

      – Ну, и… – он вновь обрывает себя. Опять