Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

фажный дело?

      Вдавливаю лицо в руки. Трясусь от гнева, в мясо раскусываю губы и впиваюсь пальцами на ногах в землю.

      – Русиш! Ты быйт глухой?!

      Медленно поднимаю на Вернера глаза. Сглатываю слезы.

      Он хмурится.

      Подходит к гаражу и толкает дверь.

      Вскакиваю, хватаю его за край кителя и визжу:

      – Стойте! Не надо, Вернер, остановитесь! Верн…

      Он резко разворачивается. Стегает меня по руке концом плети.

      Ладонь мгновенно немеет. Кожа покрывается водянистыми волдырями. Я падаю на колени и в отчаянии дергаю себя за волосы. Хоть бы Тамара успела сбежать… Хоть бы ее не поймали… Ведь если ее поймают – ее поймают из-за меня, а я себе этого никогда не прощу… Она должна быть уже далеко, ведь прошло…

      А на земле лежит оса.

      Свернутая в кольцо. С первого взгляда мертвая. И со второго – мертвая. С третьего пошевелит ниточками-лапками, с четвертого – дернет жалом…

      Она лежит прямо около двери в гараж. Тонет в мусоре. Наверное, пыталась когда-то вскарабкаться на прилипший к земле леденец, а сейчас сдалась. Не потому, что у нее нет сил, и не потому, что она больна или ранена.

      А потому что она нашла смысл своего существования.

      Она нашла леденец. И сейчас, вдоволь насытившись, она просто умирала. И большего ей и не нужно…

      – А ты знайт, что бывайт за побег?!

      Как красиво горячий ветер вздымает обрывки опавших листьев. Они кружатся, словно приглашают меня к себе в танец, зовут, манят… Они тоже хотят сбежать отсюда – и тоже не могут. Слишком слабы. Наверное, в этом и выход. Наверное, нам всем помогает умение видеть красоту в природе. Я должна была улететь с ними. Но у меня слиплись крылья от сахарной конфеты.

      Обжигающий ветер забирается под юбку. Босые ноги тонут в холодной земле, а мы стоим перед Вернером, который одной рукой держит за волосы Тамару, а другой размахивает перед нами хлыстом.

      Вернер никогда никого не убивает. Никогда и никого. Нет, он не убьет, а лишь изувечит кнутом, который кажется уже продолжением его руки. Он просто боится, но не лишить человека жизни, а сделать это вопреки комендантскому слову.

      Я твердо знаю, что Тамара выживет.

      Правда, на остальное смотреть не хочу.

      Оса не виновата, что не вернулась в гнездо. У осы просто слиплись в сахаре крылья, и она не смогла взлететь. Она умерла, но кому какое до этого дело?

      Я не слушаю Вернера.

      Я лишь смотрю, как красиво он вписывается в пейзаж.

      Как обволакивают его ослепительные зеркала листьев. Желтые бабочки… они ведь его любят. Кружатся вокруг него и хотят одарить коротким поцелуем, а после – поднять и завлечь за собой в танец… Каждый мечтает с ним вальсировать, в эстетичном соперничестве они жаждут завладеть его вниманием, в плавном вальсе играются, смывая пыль с очерствевшего сердца штаба. Их преимущество – золотое чрево, и они рассыпают солнечное сияние на тысячи крохотных капелек света…

      Вот только для Вернера это просто сентябрьские листья.

      – Я не буду бийт этот грязный жифотный. Ви сделайт это сами. Ви сделайт это за меня. Тогда