Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

самая нерадивая жена коменданта, которая заляпала тестом его часы и отскребала грязь вилкой.

      Только сейчас я понимаю, откуда у Марлин такая трепетность и уважение к нему, почему она так дико его боится и бледнеет при каждом его появлении.

      Только сейчас я понимаю, что означает вскользь брошенная им фраза «Лучше вспомните, почему вы до сих пор здесь, фрау Эбнер» и «Если бы на моем месте был кто-то другой, вы вылетели бы в первый же день». Только сейчас понимаю, что добрая и не слишком-то строгая Марлин делает в надзирательницах.

      Только сейчас я все прекрасно понимаю. Только сейчас складываю из кусочков целостную картину.

      Марлин краснеет еще больше. Переплетает свои пальцы и уничиженно мямлит:

      – Но, Берус, я ведь не всегда так делаю, только один раз взяла и…

      – И испортила суп!

      – Берус…

      – Ничего не хочу слышать! Я дал тебе задание, кажется? Не забыла? Вот иди и выполняй, пока работаешь на меня.

      Марлин коротко и покорно кивает.

      Смотрит на коменданта и осторожно начинает:

      – Берус, а… Почему ты ходишь по квартире с обнаженным торсом?

      Я сглатываю. Хорошо хоть, Васьки здесь нет…

      – Вот тебя забыл спросить, как мне ходить по своей квартире! Могу хоть голым – квартира-то моя!

      – Не твоя. Твоя – в Берлине.

      – Предлагаешь в Берлин сейчас ехать? Марлин. Делай, пожалуйста, о чем я тебя попросил. И давай только без глупых истерик на пустом месте, у меня и так болит голова.

      И вновь Марлин кивает. Коротко и покорно.

      А комендант вытягивает папиросу из новой пачки, вставляет ее в зубы и чиркает зажигалкой. Небрежно трет щетину. Морщится. Пытается, видно, распробовать вкус. Опирается одной рукой на стол. Размыкает губы и выпускает порцию дыма. Снова морщится.

      А Марлин…

      А Марлин смотрит на него безумными глазами. Смотрит – и жадно улавливает каждое его движение, каждую его мимику, каждый его вдох. После стольких лет совместной жизни она все еще влюблена в него – влюблена дико, яростно и бешено. Влюблена так, как только может любить женщина, а страх и великое уважение лишь подпитывают ее чувства.

      Она любит.

      Он – позволяет ей себя любить.

      – Так, а ты чего тут сидейт, русь? – вдруг обращается ко мне комендант.

      Я вздрагиваю.

      Почему-то теперь стыжусь смотреть Марлин в глаза. Кашлянув, уточняю:

      – Так мне продолжать стирку?

      – Ты так целый день возиться будешь! Иди и помоги рабочий сила. У него сейчас много работа, а ты заниматься ерундой.

      Я киваю.

      Торопливо поднимаюсь и спешу к двери.

      – Эй, русь!

      Замираю.

      Осторожно оборачиваюсь, по-прежнему избегая зрительного контакта с Марлин.

      Комендант в упор смотрит на меня. Поморщась, выпускает порцию дыма и вдруг выдает:

      – А как тебя все-таки зовут?

      От неожиданности давлюсь.

      Сжимаю горло. Прокашливаюсь и выпаливаю:

      – Вера.

      Комендант