Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

– так он иголочку незаметно в бревно воткнет – и все. И попробуй сыщи… а покуда иголочка эта в дереве, беды преследовать будут. Ну, там, курица подохнет, саранча урожай пожрет…

      – А с чего ты взяла, что он это?

      – Ну а кто? Страшный такой! Ты его знаешь?

      – Не-а…

      – И я не знаю! А давай… Поймаем его да свяжем? И если иголки при нем найдем – точно колдун! Тогда всем нашим расскажем, чтоб не пускали в Атаманку!

      Машка порывается было уже к нему идти, да я успеваю ее за руку схватить:

      – Куда, очумела! Тут по-хитрому надо.

      – А то я не знаю! Разве с колдуном схитришь? Говорят, у таких, как он, глаза на затылке.

      Я прислушиваюсь.

      Ветер сильный, деревья с листвой качает. С леса кедром спелым прет да дятлы по коре долбят. Я прижимаюсь к шершавому дереву и затихаю.

      Старик на камне сидит, не двигается. Дремлет, видать, на палку опершись. Можно потихоньку к нему подобраться и пошарить у него по карманам. Может, отыщем те самые иголочки…

      Шепотом озвучиваю свой нехитрый план Машке. Та задумчиво кивает.

      Я чуть-чуть не чихаю от резкого запаха смолы. Готовлюсь.

      И вот мы уже крадемся с Машкой к замершей фигуре. Две тени, две кошки – двигаемся синхронно, понимая друг друга без слов, как единое существо с единым мозгом. Прямо как в книжках про путешественников на необитаемом острове. Или героев, которые вдвоем на огромного циклопа идут… Только едва трава под нами прогибается и недовольно вздыхает.

      Приближаемся к старику совсем уже близко. Колдун дремлет – теперь мы даже слышим его храп.

      Машка ловит мой взгляд. Коротко кивает и тянется к правому его карману, я – к левому.

      И вдруг старческая рука вцепляется в мое запястье, а из-под капюшона раздается надтреснутый полурев:

      – Ага, попались! Вот сейчас я вам как дам палкой по башке! Вот сейчас вы у меня получите, воровки!

      Я визжу. Машка не теряется, подлетает к старику, выдергивает у него из рук палку и бьет ему по колену. Как только морщинистая хватка освобождается, я срываюсь с места, несусь как можно дальше в лес… несусь до одурения, пока не начинает колоть в боку, пока не кружится голова, пока дыхание не пропадает совсем.

      Забиваюсь между корягами, накрываю себя платком с головы, обнимаю за плечи и начинаю мелко дрожать.

      Прижимаю ладонь к сердцу. И не сосчитать ударов – так быстро колотится! Хоть бы дед меня тут не нашел… Да он старенький, бегать, наверное, не умеет…

      А вдруг он мамке пожалуется?! А вдруг это не колдун вовсе, а какой-нибудь ее знакомый?! Мамка-то телятница, и по другим деревням ездит, а вдруг и в Назаровку заезжала – телочку колдуна выхаживать?! Да нет, он вряд ли мое имя знает… А вдруг знает?! Вдруг и мой дом знает, и…

      Да я-то его впервые вижу! Стало быть, и он меня не видел. Хоть бы мамке не нажаловался…

      А здесь под платком так уютно! Так тепло, а солнце сквозь красные цветы на ткани просвечивает. Сучья трещат, видать, лисы шастают. Уж от этих лис спасу нет, почти всех кур поперетаскали! Папка капканы ставит – а без толку. И Бобика уже совсем не боятся.

      Вдруг моей макушки