Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

не могу дотянуться до фляжки с водой. В голове стучит. Выдыхаю. Приподнимаюсь на локтях, вытягиваюсь и зацепляю фляжку. Делаю два глотка и снова медленно опускаюсь на койку. Едва заденешь синяки, как они опять начинают противно ныть и пульсировать.

      Остается только спать.

      Только во снах я могу сбежать от реальности. Только так я могу забыть обо всем и уйти от боли.

      И я сплю.

      И снова сны какие-то оборванные, странные, бессвязные… Сережка в солдатской форме, мамка на покосе…

      А под конец такой правдоподобный сон увидела! Как будто в мужской барак, оказывается, поселили папку! Мы встречались с ним во время работы и обдумывали план побега.

      А потом я ложусь спать. Папка обещает, что ночью зайдет ко мне и мы вместе убежим. Все женщины уже спят, одна я лежу, жду его…

      И он появляется. Медленно так заходит в барак… а я вся уже изворочалась, кричу:

      – Папка, давай скорей, не успеем же! Папка! Побежали быстрей!

      И окончательно просыпаюсь. Понимаю: сейчас не ночь, а день. Женщины не спят, а работают. Папка не здесь, а…

      Но он ведь здесь! Я же слышу, слышу шаги!

      – Папка… – бормочу. – Папка, ты?

      А папка молчит.

      Я морщусь и разрываю веки. Вздыхаю от разочарования. Нет, это не папка.

      Комендант.

      Он стоит около двери. Дальше почему-то не заходит. Руки сомкнуты за спиной, а глаза внимательно изучают меня.

      – Как состояние, русь?

      Улыбаться слишком больно. Поэтому просто шевелю опухшими губами и медленно протягиваю:

      – Пока не сдохла.

      Комендант прищуривается. Глубоко вздыхает. Так и не проходит почему-то вглубь барака.

      – Ты должен возвращайться к работа с завтрашний день. Ты обязан поправляйться. Здесь не нужны больные.

      – Я уже это поняла. Спасибо. За заботу.

      Он мнется. Сглатывает. Наконец подходит к моей койке и кладет на табуретку сверток.

      – Жри, – бросает.

      На секунду задерживается на моем лице взглядом. Морщится, резко разворачивается и выходит.

      И снова я собираю последние силы, чтобы дотянуться до свертка, подцепить его и положить на колени. Внутри нахожу спелые яблоки, пару груш, завернутую в газету вишню и даже настоящий апельсин! А еще какие-то пилюли, мази и лекарства.

      Вздыхаю от удовольствия, подцепляю дрожащими пальцами вишенки и кладу их в рот. Недоспелые, правда. Кислые такие, твердые… разве несозревшая вишня бывает в августе?

      И все равно это настоящая вишня. Это настоящая еда.

      И единственное, что меня беспокоит… Наверное, логично, что мне принесли еду. Но странно, что столько много и такой вкусной. А еще более странно, что их принес мне лично комендант, а не поручил, к примеру, той же Марлин.

      Или в бреду у меня уже появились иллюзии?..

      Глава 8

      Кажется, когда нас давят сапогами, мы перестаем быть сами собой. Становимся бестелесными массами в чужих пальцах. За нас говорят, за нас делают… за нас думают. А мы должны просто смириться. Поглотить ненужную гордость и мнимые ошметки патриотизма.

      Неужели кто-то серьезно из моего барака