Журнал «Иностранная литература» № 02 / 2011. Группа авторов

во рту и растрепанной старухи в криво застегнутом болоньевом плаще. Запыленные, неумело оформленные витрины пустых, хотя и открытых, магазинчиков. Жизнь – удивительное дело, думает Эстер.

      В начале августа, когда, не переставая, шел дождь, она несколько раз одиноко проходила здесь. Июль, напротив, стоял жаркий и солнечный. Первое лето молодой вдовы – надо ли что добавлять к этому? В квартире нельзя было дышать, а поехать в бассейн не хватало сил – она не выносила веселого гомона, откровенных мужских взглядов. Однажды попробовала, но по прошествии двадцати минут уехала домой.

      Самыми невыносимыми были – и есть – выходные. Застывшая тишина во всем доме… Пустота оседает на мебель, словно незримая пыль. Время едва тянется. Куда лучше дежурство в больнице. Друзья и коллеги звонят ей и зовут за город, на дачи, но все приглашения она отвергает. Неужто они не понимают, что спустя несколько недель после кремации Томаша она не может смотреть, как жарят мясо на шампурах? В пятницу стоянка перед домом постепенно пустеет, здесь, как правило, остается одно до невозможности запыленное, на вид заброшенное “вольво” Томаша. Как-то в воскресное утро она в домашних шлепанцах спустилась во двор, нерешительно открыла эту угловатую машину и села за руль. Почувствовала себя маленькой, потерянной. Она даже не дотягивалась до педалей. Ей казалось просто невероятным, что она может водить это громоздкое авто. Под лобовым стеклом лежал выцветший стояночный билет. Эстер осторожно взяла его: 12 января 16.20. Она положила билет обратно. В дверном ящичке она нашла синие дворники для окон. Время застыло. Она отважилась посмотреть в зеркало заднего обзора. Что страшит ее? Она боится увидеть там его глаза? Ей представилось, что машина – живое создание, с подозрением следящее за каждым ее движением. Медленно открыв бардачок, она обнаружила начатую пачку жвачек “Орбит” и с плачем бросилась назад – в пустую квартиру.

      Эстер проезжает Кубинскую площадь и, подчиняясь тихому, едва уловимому указанию Карела, по левой стороне поднимается в гору.

      – Как называется эта улица? – спрашивает она. – Я всегда путаю улицы во Вршовице.

      – Мурманская.

      Стоянка с правой стороны по ходу машины, так что ей не приходится сворачивать влево. Она осторожно встраивается между запаркованными машинами, давая при этом право преимущественного проезда пожилой чете в трауре.

      – Позвольте мне одну рюмку?

      – Не могу. Вы забыли о ручном тормозе.

      Эстер быстро подтягивает к себе рычаг. Оба выходят.

      – Послушайте, – говорит Эстер, – мой муж весил центнер, сейчас мне отдадут не более кило – это все, что от него осталось. А вы отказываете мне в одной рюмке? Я считала вас гуманистом.

      Карел смущенно смеется. Пожалуй, он уже привыкает к ее острым шуточкам.

      – Ну, хорошо. Одну – можно.

      – Слава Богу.

      На зеленый свет они пересекают Чернокостелецкую улицу и заходят в маленький бар на первом этаже одной из новостроек. Эстер заказывает Jim Beam и минеральную воду. Карел – фернет.

      – За что люди пьют здесь? В баре напротив