Журнал «Иностранная литература» № 02 / 2011. Группа авторов

кадры, снятые с самолета: волчья стая вытесняет из стада крупного бизона. Несколько волков повисают на его толстой шее. Бизон долго сопротивляется, но вдруг у него подкашиваются ноги, и все его могучее тело сползает в снег. Эстер выключает телевизор. Тяжело дыша, она осматривается вокруг. Еще недавно он ел здесь, брился, читал газету, танцевал, мастурбировал… Господи, где все это? Куда подевалась вся эта энергия? Она буквально физически ощущает пустоту, которая осталась в ней после него. Эстер словно даже уменьшилась. С каждой смертью близкого нас становится меньше. Внешне мы выглядим нормально, но на самом деле мы лишь шагающий обрубок прошлого.

      Она поняла это сразу, но отказывалась в это поверить.

      Когда она впервые заметила, что под загаром у него желтое лицо, страшная мысль пронзила ее. Были бы боли, можно было бы предположить, что это камни в желчном пузыре, – но Томаш не испытывал никаких болей. Безболезненное пожелтение.

      Словно кто-то дал ей заглянуть в сценарий.

      Еще в тот же день Томаш после работы заехал за ней в больницу – у нее было ночное дежурство. Он охотно лег на спину и задрал майку. Он понимал, о чем идет речь, но мужественно изображал непринужденность. И с иронией смотрел, как она натирает зонд гелем.

      – Один вощеный стаканчик возьму домой, – подмигнул он ей.

      Эстер улыбнулась, хотя испытывала сжимающую все нутро нервозность – как когда-то во время учебы. Она приложила зонд к середине живота. Эхо кишечных газов смазывало изображение. Уверенности не было. Он ждал, но Эстер молчала. И лишь тихонько передвигала зонд. Даже при всем желании она не могла бы определенно сказать, что то, на что она смотрит, действительно гипоэхогенный, с нечеткими контурами очаг опухоли или лишь фата-моргана ее самого страшного опасения.

      – Не заставляй меня напрягаться больше, чем нужно. Прозвучало явное раздражение.

      – Я ничего там не вижу, – наконец проговорила она.

      Ее выдала фальшивая решительность собственного голоса.

      Теперь она уже знала, что там это есть.

      Опухоль у основания поджелудочной железы, вызывающая расширение желчных протоков.

      На следующий день она прочла тот же диагноз в записях коллеги, обследовавшего Томаша, – по воле случая это был единственный мужчина, с которым она изменила мужу. Сейчас она ненавидела этого холеного сорокалетнего человека. Ненавидела за то, что когда-то они оскорбили Томаша. Он это чувствовал, но вел себя тактично и профессионально – хотя и был уязвлен. Она знала об этом. И можно сказать, даже подозревала, что метастазы в печени Томаша, обнаруженные им при обследовании, его личная месть.

      Я ничего не знаю об умирании, корила она себя ежедневно, глядя в глаза Томашу. Мы откладываем эту тему до тех пор, пока в конце концов не станет поздно, думала она. Даже на факультете не научили ее ничему, что касалось бы самого процесса умирания. Разумеется, она понимала, что Томаш долго не проживет, – но реальную неизбежность его смерти допустила в мыслях лишь тогда, когда он перестал