Мир без конца. Кен Фоллетт

спросил Иосиф. – Женщинам часто бывает трудно произвести на свет ребенка. Как же братья станут помогать им совершать подобное… действие без сестер?

      Многие согласно зашумели, но Годвин, предвидевший этот вопрос, предложил:

      – А что, если переселить сестер в старый лепрозорий?

      Прокаженным в свое время отвели небольшой островок на реке к югу от города, где построили для них приют, так называемый «дом Лазаря»[26]. Когда-то там было полным-полно несчастных, но с проказой, похоже, удалось справиться, и теперь на острове проживали всего двое престарелых монахов.

      Остроумец брат Катберт пробормотал:

      – Не хотел бы я быть тем, кто сообщит матери Сесилии, что ей придется поселиться в лепрозории.

      Послышался смех.

      – Женщины должны повиноваться мужчинам, – стоял на своем Теодорик.

      – Мать Сесилия повинуется епископу Ричарду, – указал приор Антоний. – Ему и принимать подобные решения.

      – Да не допустят этого Небеса, – вмешался в спор казначей Симеон. Этот худой брат с вытянутым лицом выступал против любых предложений, связанных с расходами средств. – Мы не сможем прожить без монахинь.

      – Почему? – удивился Годвин.

      – У нас мало денег, – объяснил казначей. – Когда нужно восстанавливать собор, как вы думаете, кто платит строителям? Не мы – у нас нет такой возможности. Платит мать Сесилия. Она же закупает съестные припасы для госпиталя, пергамент для скриптория и лошадиный корм. За все, чем братья и сестры пользуются совместно, платит настоятельница.

      Годвин растерялся.

      – Как же это возможно? Почему мы столь зависимы от нее?

      Симеон пожал плечами:

      – Уже много лет благочестивые женщины завещают женскому монастырю земли и другое имущество.

      Ризничий не сомневался в том, что это лишь часть правды. У монахов тоже немало источников доходов. Они собирают подати с каждого жителя Кингсбриджа, а монастырю принадлежат тысячи акров пахотных земель. Значит, причина в том, как этими богатствами распоряжаются. Однако сейчас не время вдаваться в эти подробности. Что ж, выходит, что этот спор он проиграл. Вон, умолк даже Теодорик.

      Антоний примирительно сказал:

      – Ладно, крайне интересная получилась беседа. Спасибо, брат Годвин. А теперь давайте помолимся.

      Годвин был слишком зол, чтобы молиться. Он ничего не добился и побаивался, что совершил ошибку, бросив вызов приору.

      Когда монахи выходили из здания капитула, Теодорик испуганно посмотрел на ризничего:

      – Я не знал, что сестры дают нам столько денег.

      – А кто знал? – ответил Годвин. Он поймал себя на том, что с ненавистью смотрит на Теодорика, и поспешил исправить положение: – Но ты был великолепен: спорил лучше многих оксфордских светочей.

      Прозвучало весомо, и Теодорик расцвел.

      В это время суток монахам полагалось читать в библиотеке или с молитвой прогуливаться по внутреннему двору, но у Годвина имелись другие планы. За обедом и на собрании его неотвязно преследовала одна мысль. Он старательно прогонял

26

От имени новозаветного нищего, который после смерти попал на «лоно Авраамово» (Лк. 16:19–26); этот нищий «в струпьях», удостоившийся попадания в рай, считался покровителем прокаженных. Его имя носил воинский орден Святого Лазаря Иерусалимского, основанный в XII в. крестоносцами-госпитальерами Латинского королевства на Ближнем Востоке.