Мир без конца. Кен Фоллетт

утро, мама.

      Петранилла поцеловала сына в лоб.

      – Ты похудел. – От материнской опеки было никуда не деться. – Тебе хватает еды?

      – Соленой рыбы и каши у нас в достатке.

      – Чем ты озабочен? – Она всегда видела сына насквозь.

      Годвин рассказал матери о «Книге Тимофея».

      – Хочу зачитать братии главу на общем собрании.

      – Думаешь, остальные тебя поддержат?

      – Теодорик и молодые монахи – несомненно. Многие из них недовольны тем, что постоянно видят вокруг себя женщин. Ведь они уходили от мира в мужское сообщество.

      Мать одобрительно кивнула.

      – Это выведет тебя в вожаки. Великолепно.

      – Кроме того, меня ценят за горячие камни.

      – Какие камни?

      – Я ввел новые правила на зиму. В студеные ночи перед утреней каждому выдают горячий, завернутый в тряпку камень. Теперь никто не обморозится.

      – Очень умно. Но все же убедись в поддержке, прежде чем выступать.

      – Конечно. Знаешь, это все в духе того, чему нас учили в Оксфорде.

      – А именно?

      – Человек слаб, нельзя полагаться на собственный разум. Мы не можем надеяться понять сей мир, нам суждено лишь изумленно взирать на творение Божье. Истинное знание приходит лишь в откровении. Мы не должны подвергать сомнениям принятую догму.

      Петранилла смотрела недоверчиво, как и прочие миряне, которым ученые люди пытались объяснить высокую философию.

      – В это вот верят епископы и кардиналы?

      – Да. Парижский университет запретил труды Аристотеля и Фомы Аквинского как раз потому, что они основаны не столько на вере, сколько на разуме.

      – А такие рассуждения помогут тебе войти в милость к вышестоящим?

      Лишь это мать и заботило. Она хотела, чтобы ее сын стал приором, затем епископом, архиепископом, даже кардиналом. Годвин хотел того же, но надеялся, что не столь циничен в своих устремлениях.

      – Уверен.

      – Хорошо. Но я не за тем к тебе пришла. Твоего дядю Эдмунда постиг тяжелый удар. Флорентийцы грозятся перебраться в Ширинг.

      Годвин потрясенно ахнул:

      – Дядя же разорится.

      Впрочем, он пока не понимал, зачем мать пришла с этим известием к нему.

      – Эдмунд надеется, что они останутся, если мы благоустроим шерстяную ярмарку, и прежде всего если снесем старый мост и построим новый, шире прежнего.

      – Дай угадаю – дядя Антоний отказал?

      – Да, но Эдмунд не сдается.

      – Хочешь, чтобы я поговорил с Антонием?

      Петранилла покачала головой:

      – Его ты не переубедишь. Но если речь об этом зайдет на вашем общем собрании, ты должен поддержать новый мост.

      – Пойти против дяди Антония?

      – Всякий раз, когда старики будут отвергать дельные предложения, в тебе должны видеть вожака тех, кто ратует за новизну.

      Годвин восхищенно улыбнулся.

      – Мама, откуда