Мир без конца. Кен Фоллетт

могу внести необходимое пожертвование, мистрис Петранилла. Я ведь из скромной семьи.

      – Но ради благочестивых послушников аббатство не раз отказывалось от пожертвований. А ты служишь уже много лет, платят тебе или нет.

      – Брат Годвин предлагал меня постричь, но некоторые старшие братья были против.

      – Карл Слепой ненавидит Филемона, – вставил ризничий, – уж не знаю почему.

      Петранилла пообещала:

      – Я поговорю с моим братом Антонием. Он должен переубедить Карла. Ты верный друг моему сыну, и я хочу, чтобы ты стал монахом.

      – Спасибо, мистрис.

      – Ну что ж, ты, похоже, сгораешь от нетерпения сказать Годвину нечто наедине. Ухожу. – Петранилла поцеловала сына. – Не забудь, о чем мы говорили.

      – Не забуду, мама.

      Годвин испытал облегчение, как если бы грозовая туча прошла мимо, разразившись ливнем над кем-то другим.

      Едва Петранилла отошла, Филемон выпалил:

      – Епископ Ричард!

      Ризничий поднял брови. Филемон умел вызнавать чужие секреты.

      – Что ты выяснил?

      – Он в госпитале, в одной из отдельных комнат наверху, со своей двоюродной сестрой Марджери!

      Хорошенькой Марджери было шестнадцать лет. Ее родители – младший брат графа Роланда и сестра графини Марр – умерли, поэтому девочку взял под опеку Ширинг. Теперь он хотел выдать ее замуж за сына графа Монмута. Этот союз существенно укрепил бы положение Роланда как самого влиятельного аристократа юго-западной Англии.

      – И что они там делают? – спросил Годвин, догадываясь об ответе.

      Служка понизил голос:

      – Целуются!

      – Откуда ты знаешь?

      – Я покажу.

      Филемон двинулся к выходу из собора через южный трансепт. Монахи пересекли внутренний дворик мужского монастыря и поднялись по лестнице в дормиторий[21], скудно обставленное помещение, где в два ряда стояли простые деревянные ложа с соломенными матрацами. Через стену располагались помещения госпиталя. Филемон подошел к широкому комоду, где хранились одеяла, и с усилием его отодвинул. В стене за комодом обнаружился камень, который, оказывается, легко вынимался. «Любопытно, как служка на него наткнулся», – подумал Годвин и прикинул, что Филемон, наверное, что-то прятал в этом укрытии. Стараясь не шуметь, Филемон вынул камень и прошептал:

      – Глядите, скорее!

      Годвин помедлил и тихо спросил:

      – За кем еще ты подсматривал отсюда?

      – За всеми, – ответил Филемон, явно подивившись вопросу.

      Годвин предполагал, что ему предстоит увидеть, и заранее расстраивался. Подглядывать за распутным епископом, быть может, вполне обычно для Филемона, но постыдно и ниже достоинства ризничего. Однако любопытство подстегивало. В конце концов он спросил себя, что посоветовала бы мать, и сразу понял, что она велела бы ему смотреть.

      Отверстие в стене располагалось чуть ниже уровня глаз. Годвин пригнулся и припал глазом к дыре.

      Перед

21

Общая спальня в монастыре.