Души. Сказ 2. Кристина Владимировна Тарасова

показательно сомкнула губы и повела бровью: то сводило с ума. И вой – изнутри, из глубины – распилил его грудную клетку.

      – Ты будешь говорить?

      Улыбнулась.

      – Дрянь! – выпалил голос, а я кивнула очевидности замечания.

      И – вдруг – мужчина подался на меня. С тем же распирающим его воем и мутным взглядом, с проклятиями на старом наречии и в старой попытке прицепиться губами. Я вырвалась. Вырвалась и, не позволив поцелую (то было похоже на него?) свершиться, ударила. Ладонь прижгла мужскую щёку. Ян опешил и замер. Секунды заскоблили полые стены и наши полые души. Ману говорила: «бей первой, если знаешь куда бить», Ману учила: «нападай на подставленное горло и вонзай клыки; не жди от хищника лукавого взгляда и медленной походки – то предвещает крах». Нападай, Луна.

      – Что ты себе позволяешь? – вскрикнула я. – Как смеешь?

      Хозяин Монастыря мог наказать. Он должен был наказать. Он был обязан! Но Ян лишь омрачился и, понурив голову, возжелал покинуть примерочную. Не позволила ему дойти до распахнутой двери, как выпалила:

      – Я не отпускала тебя!

      Хозяин Монастыря обезумевши рассмеялся и попрекнул в безумии.

      – Считаешь, можешь так поступать? – продолжила я. – Уходить, когда вздумается? Целовать, когда захочется? Брать, когда пожелается? Нет, Ян. Ты будешь со мной считаться! Ты будешь меня слушать. Ты будешь меня уважать!

      – А ты заслужила? – развёл плечами мужчина и прикусил губу. – Ты заслужила уважение?

      – Я его и не теряла, пустая твоя голова. С первой нашей встречи.

      – Если бы ты прирезала этого божка, пока он спал, я бы уважал тебя.

      – Но… – голос предательски дрогнул, – мы заключили договор. С тобой.

      – И?

      – Ты велел слушаться. Просил слушаться. Не хотел, чтобы мы нарушали договорённость. Сказал, что мир такой и…

      – Видишь? Система нерушима, и мы в ней – крошечные механизмы. Все мы послушно исполняем свои дела, зная, что по-иному быть не может, и мир не меняется…Но ты не лишена выбора, не лишена мнения, Луна. Этим отличительна от послушниц.

      – Неужели? – скептически отозвалась я, складывая руки в начало молитвы, на что укоризненный взгляд пересёк расслабленное лицо.

      – А беда в том, что отдалась ему ты сама, причём охотно. Не потому, что он пожелал или заплатил, теперь я вижу, – Ян нервно подбросил плечи и нахмурился. – Вижу в тебе: в походке, в манерах, в речах, в словах. Я вижу в тебе силу, которой награждены лишь пребывающие в пантеоне. А Гелиос…ничего у тебя не забирал – лишь приумножил имеющееся. Отдал часть себя. Насытилась, суккубка?

      – Чего ты ожидал?

      – Смирения.

      Я улыбнулась.

      – Именно. Но нет в тебе этой черты, как не воспитывай. Твоя же сила тебя погубит.

      – Как погубит тебя твоё упрямство? Или это страх?

      – Стыдить тебя, Луна, я не намерен. Не оправдывайся за то, что тебе хотелось или нравилось, – сказал Хозяин Монастыря, вопреки моему горделивому взгляду и – однако – проявившемуся румянцу. Кожа ощутимо