Души. Сказ 2. Кристина Владимировна Тарасова

и зим, – ответил Ян и протянул бокал.

      Я принял медовое питьё и усмехнулся.

      – Как же, ага. Я серьёзно. Ты надоел со своими…

      – Ей девятнадцать, правда.

      Последние мои визиты Монастыря оканчивались руганью с его обладателем. Тот предлагал едва распустившиеся цветы, аргументируя это незатуманенным взглядом на мир и вещи, открытостью сознания и откровенной чистотой.

      – Дети меня не интересуют, Ян. Запомни это и оставь на более…изощрённую публику.

      – Ты ханжа.

      – Что очевидно.

      Я выпил и добавил:

      – Сам ты в койке малолеток не терпишь.

      – Мне хватило одной.

      – Что ты сказал?

      Тварь.

      Девушка

      Я остерегаюсь его. Мне неясны мысли и помыслы, мне неясно чужое лицо и чужой быт. Наблюдаю за Гелиосом со стороны: он сидит в кресле гостиной и небрежно перелистывает страницы книг. Впервой отмечаю в нём небрежность. И следом беспокойство: глаза не читают. Они перебегают со строк, но не фокусируются, не ловят истины, не внимают слогу.

      – Ты не читаешь, – говорю я.

      Мужчина закрывает книгу. Ничего не говоря. Ничего не отвечая.