Души. Сказ 2. Кристина Владимировна Тарасова

и готовился в любой момент ужалить. Нет, больше. Нажать на спусковой крючок. Курок был взведён.

      – Ты услышала меня, Луна, не впирайся упрямым взглядом. Всего лишь признай вину и раскайся. Потребуй милости. Извинись за собственное поведение, иначе я продам тебя за мешок овса первому же божку.

      В ответ я не без улыбки смолчала – то подожгло фитиль.

      – Скажи хоть что-нибудь! – рявкнул Ян.

      – Надеюсь, свежего урожая. Овёс, – протянула я и отвернулась. – Уходи, Отец. Нам не о чем больше разговаривать, а я должна переодеться. Прочь.

      Мужской стан застыл подле. Неловкие бесшумные чертыханья гудели во всю мощь четырех стен, где мы были заключены.

      – Убирайся…

      – Из комнаты или из сердца? – опешил Хозяин Монастыря.

      – Нет у нас с тобой сердец, иначе бы не издевались друг на другом. И душ у нас нет. Лишь полые тела.

      – Уверена?

      – Исчезни! Мне докучает твоя компания! Хуже запертого окна, хуже клетки.

      Ян рассмеялся и по-юношески вдел руки в карманы. Запричитал о наглой послушнице, изгоняющей Отца из его кельи и отгоняющей от его паствы.

      – Ты, радость, в моём Монастыре, а потому…

      Не позволяю высказаться:

      – Я в голове твоей, а это много хуже. Переживёшь, Ян, перетерпишь. Несчастную примерочную точно. Но пока я у тебя в голове, буду делать всё, что возжелаю.

      – Суккубка, право.

      Рука заботливо поправила смольные волосы: перенесла за ухо напавшую на щёку прядь. Тёплое дыхание мимолётно обожгло.

      Останавливаться было нельзя, и потому в речах своих я не остановилась:

      – Если возжелаю Бога Солнца – его свет окажется направлен на меня. Если возжелаю умертвить целый город – армия двинет туда. Если возжелаю испить с самой смертью – она подаст мне кубок.

      – Продолжай, – лукаво пальнул мужчина.

      – Если возжелаю к ногам Монастырь – ты распахнёшь кабинетную дверь и уточнишь, подавать сигары сейчас или к выпивке.

      Последнее порезало мужское сердце (мысленно я не отрицала его наличие) напополам. Эгоистичная натура тряслась лишь над этим. Он безумствовал над пороком дышащим местом, раз за разом и при любом импульсе боялся потерять его. Уродливое место было дороже иных. Стены были превыше плоти.

      – Проиграла ты, радость, – вдруг выплюнул мужчина. – Мешок овса, торги открыты. Оставь эту тряпку для первой встречи с новым хозяином. Большего за свою цену ты не получишь.

      Нет.

      Нет, не может быть.

      Ян одарил презрительным взглядом и поспешно оставил комнату.

      Не может быть.

      Он знал…всё это время знал и издевался?!

      Я поймала собственное отражение: испуг и отчаяние переливались друг с другом и по щекам; бледность растеклась до ключиц. Можно было не притворятся, а потому я схватилась за голову и одиночно всхлипнула. Разговоры с Хозяином Монастыря всегда оканчивались одинаково: чувством опустошённости и отрешённости. И вечной его победой, потому что без ощущения превосходства он не уходил. Даже ценой чужих слёз и выставлением чужой