Клад. Алан Черчесов

наше предательство каждой минуты от растранжиренной нами любви, за ползки по-пластунски под их ненавистные марши, за то, что они исковеркали жизнь и превратили ее в невозможку, за то, наконец, что мы были не мы, а пародия нас…

      Она поперхнулась восторгом, взвыла придушенно и разревелась.

      «Жизнь – невозможка. Какой точный сон! – размышлял огорошенный муж, подавая ей воду. – Та тоже питается гадостью и из кожи вон лезет, чтобы создать хоть какую-то красоту. Только, сдается мне, наша уже разучилась».

* * *

      Кроме множества минусов, у карантина имелось одно преимущество: угроза погибнуть от заражения вирусом все иные проблемы сводила к нулю, в том числе и напряги с прослушкой.

      Говорили в квартире теперь без опаски. Вот только слова оказались просрочены. В них будто вселилось прошедшее время. Прошедшее – не прожитое…

      Мы опоздали, думал мужчина. Каждый из нас опоздал сам к себе. Оттого и живем в сослагательном наклонении: был бы, стал бы, сказал бы, хотел бы. А впереди – твоя тень, которой уже под тебя никогда не сточиться, потому что белесое солнце застыло плевком у тебя за спиной.

* * *

      Поработив земной шар, пандемия шутя поделила людей на два типа. На тех, кто считал: «неплохо, что плохо везде», и на тех, для кого «то, что плохо везде, это плохо».

      К какой из подгрупп отнести им себя, супруги не знали. По правде, им было начхать. Лишь санитарный дружинник по дому не проявлял безразличия к судьбе и, взыграв аппетитом, вовсю лопал мух.

      – Хомячит в режиме 24/7. Прямо прорва какая-то. Не напасешься.

      – Уничтожает носителей вируса. Пусть.

      – У него от обжорства клешни огрубели. Ощетинился, как порося!

      – Он всего лишь взрослеет.

      – И рисует не так, как всегда.

      – Ты чего до него докопался? Вполне адекватная живопись. Быть может, мазки стали шире, зато экспрессивнее.

      – Малюет тяп-ляп за тяп-ляпом.

      – Не придирайся. Он в творческом поиске.

      – Твой Караваджо зажрался.

      – Сытый художник – успешный художник.

      Муж предъявил ей альбом.

      – Если ты скажешь, что это красиво…

      – Как по мне, симпатично.

      – Красиво – вот это!

      – Красиво здесь все.

      – Пачкотня!

      – Реализм.

      – Не надоело стебаться?

      – Я совершенно серьезно.

      – Он же рисует уродство!

      – Уродство.

      – И это красиво?

      – Правдиво. Он воплощает недостижимость.

      – Недостижимость чего?

      – Красоты, устремлений, любви. Наш питомец взрослеет.

      – Он гонит фуфло.

      – Или пытается выразить исчезновение подлинного.

      – А раньше он что выражал?

      – Его лебединую песню.

* * *

      Мужчину цветок не простил.

      – Он меня цапнул! До крови, стервец, прокусил.

      Показал ей: ладонь под фалангой с обеих сторон усыпана алыми точками. Будто игольчатый валик прошелся.

      Поковырявшись