Клад. Алан Черчесов

но вместо нее восприял лишь свою приземленность, мирскую тугую телесность.

      «Я раб гравитации. Бог – ее враг. Только какой мне прибыток с его левитаций?»

      Внезапно его озарило: если Бог есть, то Он тот, Кому хуже всех. Но хуже, чем нам, может быть лишь в теории. Получается, Бог только там на сегодня и водится. Пребывай Он в реальности, это бы означало одно: что характер Его безнадежно испортился.

* * *

      Покуда буравили стены, супруги могли говорить что ни попадя. От инфернального скрежета в них просыпался спортивный азарт: покричать в полный голос было и смело, и пьяно, и весело.

      Стоило грохоту смолкнуть, как оба опять возвращались к шифровкам.

      – У нее ноет зуб.

      – Снова кариес?

      – Разболелся зуб мудрости. Хочет его удалить.

      – Не нужно спешить. Пусть потерпит.

      – И сколько прикажешь терпеть? До пришествия третьей Луны?

      – До сошествия первой во гроб.

      – Да она сама раньше помрет.

      – Ничего не помрет. Может жевать и другой стороной. Там же меньше болит?

      – У нее там запущенный пародонтоз.

      – Не такой и запущенный.

      – Много ты понимаешь!

      – Много она понимает!

      А говорили они приблизительно вот о чем.

      ОНА: Как я устала от этих бумагомарак! Раньше давали заказы на книги, теперь – на книжонки.

      ОН: Узнаю свою королеву. Растравляешь депрессию по пустякам.

      ОНА: По пустякам?! У меня мозги набекрень. Не желаю возиться с коммерческим хламом. За полгода – семнадцатый кряду роман для невежд, дикарей и дебилов.

      ОН: Не делай из мухи слона. Пописывай что-то свое – в качестве противоядия. А для дебилов переводи в промежутках.

      ОНА: Ты не улавливаешь: я измельчала. Роюсь и роюсь, как шавка в помоях, в голимой макулатуре. Оттого и сама деградирую. Я почти разлагаюсь.

      ОН: Нюнить завязывай. Тоже мне – горе! Левой ногой накалякать халтурку за щедрое вознаграждение. Отстрелялась за пару часов и пиши себе Литературу.

      ОНА: Да какое там – литература! Я примитивная бездарь.

      ОН: Брось прибедняться, не умаляй свой талант.

      ОНА: Много ты понимаешь! Дай-ка я объясню про талант: одно дело – писать о том, о чем болит душа, и совсем другое – о чем скулит душонка. Так вот, у меня не душа, а душонка.

      ОН: Не подозревал у тебя столь заниженной самооценки.

      ОНА: Считай, что это повышенный иммунитет на вульгарную лесть. Жаль, что к нему прилагается рвотный рефлекс на халтуру. Я хочу от нее отказаться.

      ОН: Не нужно спешить. Потерпи.

      ОНА: И сколько прикажешь терпеть? До пришествия Третьего Времени?

      ОН: До сошествия первого в гроб.

      ОНА: Я сама помру раньше.

      ОН: Пиши. Ну хотя бы попробуй.

      ОНА: Противно. Мне даже противно читать.

      ОН: Не выдумывай.

      ОНА: Честное слово! Что ни тронешь – все фальшь. Книги, музыка, живопись – фальшь. Мы настолько фальшивы, что делаем фальшью искусство, стоит лишь нам на него посмотреть.

      ОН: