Филиал. Истории для кино. Александр Житинский

и Сева распахнул дверь. Им в лицо ударил плотный, почти осязаемый комок звуков. Ганичев даже остановился от неожиданности.

      В глубине небольшого зала, на низкой сцене, репетировал состав рок-группы: две гитары, ударник…

      …а за электроорганом сидел кудрявый седой человек с маслянистыми черными глазами. Это и был пианист первого состава Сокольникова Илья Менделев. По возрасту он сильно отличался от своих партнеров – тем было не более тридцати. Тем не менее Менделев с увлечением и азартом пел вместе с ними какую-то песню. Слов было почти не разобрать из-за невероятно громкого звука.

      Сева с Ганичевым уселись в последнем ряду.

      – Менделев, видите? – прокричал Сева на ухо Ганичеву.

      Тот кивнул. Он узнал Менделева сразу.

      – Вы тоже с ними играете? – крикнул Ганичев Севе.

      – Бывает!

      – А Алексей Дмитрич?

      – Он не знает. Он эту музыку не уважает!

      – А вам самому что больше нравится?

      Сева подумал.

      – Понимаете, там – дело. А здесь – для души…

      Песня закончилась мощным электроаккордом.

      – Сева! Давай сюда! Нужно попробовать, – позвал гитарист.

      Сева взошел на сцену и принялся репетировать дуэт с гитаристом.

      Менделев, потянувшись, вышел из-за электрооргана. Он был в свободном свитере, волосы падали на плечи.

      Ганичев не спеша пошел по проходу к сцене. Менделев, почувствовав на себе его взгляд, остановился.

      Сева с гитаристом играли, обрывали игру, начинали сначала. В аккомпанемент включилась бас-гитара.

      – Илья Захарыч, я к вам, – сказал Ганичев, подойдя.

      Менделев посмотрел на него со сцены и вдруг расцвел в улыбке.

      – Юрик! Ты что здесь делаешь?

      Он спрыгнул вниз и горячо обнял Ганичева. Тот был тронут.

      – Думал, что вы меня не узнаете…

      – Да ты такой же! Не ожидал тебя здесь встретить!

      – Это я не ожидал вас здесь встретить, – с едва уловимым укором проговорил Ганичев.

      Менделев сделал вид, что не понял намека. Он взял Ганичева под руку и увлек в глубь зала.

      – Почему же? Это наша молодость, помнишь? «Вулкан»! Сколько мы здесь пота пролили, слез… Лучшие годы, Юрик!

      – Значит, вспоминаете молодость? – съехидничал Ганичев.

      Менделев огорченно посмотрел на него.

      – Зачем язвишь? Нравится мне это.

      – Да как вам может это нравиться?! – вскипел Ганичев. – Это же мусор!

      Менделев потемнел.

      – Вот что, Юрик. Говори, зачем пришел.

      – Алексей Дмитрич вас приглашает на джем, – он протянул билет.

      Менделев присвистнул.

      – Вспомнил-таки старого Менделя! А он таки не думает, что Менделю уже не хочется трясти стариной? Юрик, я отдал джазу молодость, ты знаешь, но старость я ему не отдам. Меня греет это…

      Он кивнул в сторону сцены, где пели молодые.

      – Простите, Илья Захарыч, но это примитив. Разве это можно сравнить с Армстронгом? Бейси? Дюком?

      – Зачем сравнивать? Ты «Битлз»