Любовный лабиринт Тонки. Анатолий Анатольевич Воробьев

убрал руки в карманы и молча курил. Милка шла рядом, поглядывая на него.

      – Что ты, Тонка?

      – Ты такая красивая… Я боюсь до тебя дотронуться.

      – Иди сюда, – оглянувшись по сторонам, потянула она его в мрак раскидистого вяза, – иди сюда!

      Она прислонилась спиной к коре, опустила руки, подняла глаза :

      – Дотрагивайся…

      … – Теперь ты веришь, что я та же, твоя Милка? – зашептала она, вжавшись в него и выдыхая слова в его рубашку.

      – Теперь верю.

      – Поцелуй меня, – попросила она, подставляя ему губы.

      Было ощущение, что они кружились, кувыркались в молоке фонарей.

      – Тонка, я так рада, что тебе понравилось, что мне понравилось.

      Город весь в огнях: холодный голубой свет неона переплетается с оранжевым оконным, в них вливается молочный фонарный. Как сигнальные огоньки – красные лампочки над подъездами. И все цвета радуги – брызги красок на рекламных щитах, кафе, танцплощадках.

      Они подходят к её дому, когда из-за угла вновь выворачивает знакомый белый « Москвичок». Отец Антона сигналит им, Вадим высовывается из окна и что-то кричит —они в ответ машут руками…

      И всё. Вновь тихо, где-то вдали затихает шум колёс по дороге. Они снова вдвоём…

      Антон и Милка уходят от её дома, возвращаются, и опять уходят – вечер не хочет их отпускать.

      Они садятся на скамейку, где он впервые обнял её, поцеловал, и она положила голову ему на грудь, где встретились их руки.

      – Милка, слушай стих. Не помню автора, – он делает движение руками, словно стряхивает пустые, не нужные – лишние! – сейчас слова, – мне он очень нравится… :

      …

      Ну и что, что вдвоём?

      Ну и пусть – при свечах…

      У меня ещё есть голова на плечах!

      А мой внутренний голос

      мне в голос кричал,

      (и вполголоса сам же себе отвечал) :

      Что, когда вы вдвоём,

      а вокруг тишина,

      голова на плечах никому не нужна.

      – Тонка, мне тоже очень нравится… Почему мне так хорошо с тобой? Легко и просто…

      – А если станет тяжело?

      – Пока мы будем вместе, тяжело не будет. Я знаю…

      По небу кто-то рассыпал сахар, и его кристаллики время от времени вспыхивают… и гаснут. Этот поток течёт и переливается, и исчезает в дымке. Но нет ему конца и края.

      – Милка, хочешь скажу, как у нас с тобой будет?

      – Скажи, Тонка.

      – Мы расстанемся. Я женюсь, ты выйдешь замуж. Мы вновь встретимся, когда нам будет под сорок. Мы будем старыми. И вспомним наше кафе, наше лето, наши глаза, наши губы в этом лете. Нашего Чюрлёниса. И будем опять вместе. Навсегда… И даже после.

      – Глупый маленький Тонка, – прошептала она.

      …И возвращаясь, он всё искал светлячка, его изумрудный свет… Но не находил.

      10

      Антон застал Милку во дворе: на ней были те же брюки и белая блуза, что и в первый день их встречи.

      Она подбежала и, оглянувшись по сторонам,