Любовный лабиринт Тонки. Анатолий Анатольевич Воробьев

рекой стоял густой туман, в котором путалась холодная белая луна.

      На той стороне заржала лошадь.

      Тишина.

      Послышалось какое-то неясное бормотание. Кто-то с шумом вошёл в реку. И поплыл к нему!

      Антон попятился и спрятался за сосной.

      Кто-то стал выходить из воды.

      Показалась голова лошади…

      На лошади сидел индеец! Головной убор из перьев качался в такт шагам лошади.

      Индеец спешился, снял лук, топор положил возле и настороженно затих, влушиваясь в окружающие звуки.

      Пошёл собирать хворост для костра. Прошёл совсем рядом с Антоном. Антон перестал дыщать.

      Долго возился с огнивом …Наконец, от яркой искры сначала затлел сухой мох, а затем и вспыхнул жёлтым огнём!

      Он присел у костра и замолчал. Достал курительную трубку. Дым повис над ним, стал подниматься вверх, смешиваясь с туманом.

      И он негромко запел :

      «Здесь у окна желанье

      возникнет от ожиданья.

      Больше терпеть невмочь —

      везде есть улица в ночь.

      Она идёт в направленье

      восторга, освобожденья.

      И ускользает во мгле,

      как образ твой на стекле.»

      Лошадь, напившись воды, подошла к костру и ткнулась мордой в плечо индейца.

      Он не пошевелился.

      Тогда она пошла к Антону!

      И метрах в двух от сосны, за которой он прятался, подняла голову и посмотрела на него – вместо зрачков у неё были два бельма!

      Он отшатнулся и бросился бежать прочь!

      …и скатился с раскладушки!

      Рядом во сне забормотал потревоженный отец Антона, но так и не проснулся.

      В голове продолжала звучать песня индейца.

      11

      Ворона вынырнула из облака – прямо на неё нёсся самолёт! С карканьем она свалилась вбок. Лишь чиркнула крылом по иллюминатору. Антон отшат-нулся. Потом всё же посмотрел сквозь стекло – но никого уже не увидел.

      В динамике что-то шёлкнуло, захрипело, потом кто-то высморкался и произнёс :

      – Уважаемые пассажиры, наш самолёт приступил к снижению. Через двадцать минут мы приземлимся в аэропорту города Минска. Пристегните,

      пожалуйста, ваши ремни…

      Впереди заплакал ребёнок. Антон видел его зарёванное лицо впереди через три ряда кресел. Он обхватил шею матери и плакал у неё на плече, глядя на Антона. Его сопливый нос утирала мамаша и приговаривала :

      – Ну что ты, успокойся, всё будет хорошо, мой заинька…

      Рядом бородач читал, да так и уснул, упав лицом в газетную полосу. После сообщения он всхлипнул, поднялся, поглядел на Антона непонимающим взглядом и сказал :

      – А?..Что?..Уже?

      – Минут через десять сядем в Минске, – ответил Антон.

      Тот откинулся и закрыл глаза. Опять уснул?

      …Три дня без неё в Друскининкае показались вечностью!

      Всё стало ненужным, неинтересным… чужим. Он еле дождался отъёзда домой!

      Он не умер, не растворился –