Любовный лабиринт Тонки. Анатолий Анатольевич Воробьев

всю свою жизнь посвятившего этому.

      Антон с Милкой поднимаются на второй, а затем и на третий этажи. Здесь, на самом верху, есть крохотное окошко, из которого открывается вид на весь комплекс.

      – Наверное, он очень любил Литву, Мил, – шепчет он ей.

      – Да, и такое ощущение, что все эти волки, лисы, вороны, совы именно литовские. И, если поставить рядом нашу лису и их – невозможно будет перепутать.

      Они спускаются вниз.

      – Вам понравилось? – спрашивает пожилая смотрительница.

      – Очень! – отвечает Милка и отдаёт ей цветы, которые они купили на базаре.

      – Спасибо, – благодарит та, – приходите ещё… Не пожалеете.

      – Мы уже не жалеем. Спасибо вам.

      По периметру поляны расположились сплетённые из корней и ветвей теремки с окошками. В одном продают мороженое. Они сидят возле него и едят холодный фруктовый лёд. Скамейка – ствол дерева, поваленный на два пенька – слегка подрагивает и покачивается. Будто пытается подняться.

      Они уходят. В один из теремов открыта дверь… она захлопывается, и они оказываются внутри: крыша уходит вверх на конус, если подпрыгнуть – можно дотянуться до неё. Возле окна стоит стол – будто великан от столетнего дуба, как от огурца, отрезал дольку и положил здесь на пенёк. Рядом лежит гнутое тело сосны-скамейки.

      Внутри – как в улье: жёлтый цвет обволакивает тебя, и так и кажется, что сейчас в окно влетит пчела и, как в мультике про Вини-Пуха, уставится на тебя.

      Милка, усевшись на скамью и зацепившись ногами за стол, выгибается назад так, что рубашка ползёт из-под её брюк… и Тонка целует её живот, положив руки ей на бёдра.

      – Тонка, – шепчет она, выпрямляясь и беря его руки в свои.

      Она склоняется и целует его ладони – впервые он не противится.

      – Поднимись, Тонка, – берёт Милка его под руки, – иди ко мне.

      Она привлекает его к себе и целует. Кажется, в такие минуты они становятся невидимыми для других.

      В окне появляется чей-то нос… и испуганный возглас :

      – Ой, извините!

      Всё-таки кажется.

      Милка садится, встряхивает головой, и пук волос рассыпается по её плечам.

      …Идёт по дубу учёный кот. А цепь – золотая… А звенья рассыпаются… И кот идёт по её тени… По золотой тени.

      А Королева Ужей, гордо подняв свою коронованную голову, глядит кругом. Может, она всё знает? Тогда почему молчит? Потому что всё знает? А, может, она вовсе никакая и не королева? Всё это сочинили сказочники, а мы ходим и ахаем, и охаем…

      А вдруг так было изначально задумано? (Дай Бог, чтобы не нами). Чтобы мы охали и ахали.

      – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

      …

      Так получается сказка :

      кто-то сидит и ждёт.

      Эта унылая маска,

      может, с ума сведёт.

      Но вот нет сил скрываться —

      свет во все окна бьёт.

      Надо – надо! – подняться,

      Пойти