Хоккенхаймская ведьма. Борис Конофальский

не ударил, и приступил к делу. А так всё могло хорошо получиться.

      Вольфганг Веберкляйн был милым и вежливым юношей, служил он четвёртым писарем при магистратуре города. Ночь, проведённая им в холодной тюрьме, его наставила на путь истинный. Запираться он и не думал. Говорил всё охотно и честно. Писари не успевали за ним писать.

      Со слов юноши, к нему пришла Магда Липке, просила написать донос, а он отказался, так как боялся. Она стала сулить деньги, и говорила, что это дело праведное, так как вдова Вайс шлюха, а сыну Магды Липке жениться надобно на хорошей невесте, что выгодно для семейного дела, а он ходит к вдове-шлюхе. Не иначе она его приворожила. А шлюху вдову уже предупреждали. И слова ей постыдные прилюдно говорили. И за космы её уже драли на рынке. В том числе драла и Марта Кройсбахер, толстая жена фермера, что сидит сейчас здесь. А шлюха Вайс всё не отказывалась от распутства своего. И чужих мужей до себя пускала. И тогда женщины собрали деньги и дали ему два талера. И говорили, что она ведьма, что она мужчин привораживает. Поэтому молодой писарь и согласился писать донос.

      Марта Кройсбахер жена фермера и Петра Раубе жена столяра его слова подтвердили. Говорили: Всё так. И все указывали на Магду Липке как на зачинщицу. А та сидела в дорогом разодранном платье, прятала в него срам свой, без чепца, с распущенными волосами. И глядела на всех люто. И ни в чём не сознавалась. Отпиралась и лаялась. Её показания уже и не были нужны, но кавалера она злила, даже спокойного Брюнхвальда раздражала злобой своей и непреклонностью.

      – Последний раз говорю тебе, – спрашивал её Волков,– признай ты, что навет твоя затея?

      – Ложь всё, и суд твой не праведный,– говорила злая баба заносчиво,– и холопы твои осквернители.

      Волков вздохнул и сказал писцам:

      – Идите в трактир, дел сегодня нет у вас больше. А вы, Карл, писаря и этих двух баб в крепкий дом ведите. На сегодня всё.

      Он дождался, пока все покинут помещение, там остались только Сыч, два его помощника, Магда Липке и он.

      – Сыч,– подозвал кавалер.

      – Да, экселенц,– Сыч быстро подбежал к нему.

      – Глянь на улице, нет ли кого из тех горожан, что приходили спасать бабу эту.– Произнёс Волков тихо.

      Фриц Ламме кивнул и бегом кинулся к двери. Выскочил наружу.

      Его помощники притихли, не знали чего и ожидать. Поглядывали на рыцаря с опаской. А вот Магда Липке почувствовала беду, она ерзла на лавке, куталась в обрывки одежды, тоже на кавалера пялилась. А кавалер был невозмутим. Ждал Сыча.

      Сыч вернулся и сказал:

      – Нет, никого вокруг, простой люд по делам ходит, и всё.

      Тогда кавалер встал и подошёл к женщине:

      – Зря ты злобствовала и упрямствовала, злобы твоей не боюсь. А упрямство твоё тебе боком выйдет.

      – Зря мой сын тебя не ударил, жалею о том,– с ненавистью произнесла женщина.

      – И я о том жалею, много бы я денег с вас взял бы, если бы он меня ударил, а потом руку я бы ему отрезал.– Он чуть помолчал и добавил.– Сыч, берите её ещё раз, видно понравилась ей первая собачья