Хоккенхаймская ведьма. Борис Конофальский

весь остальной день пришлось их мучать по очереди, но без ярости. Без кнута, горячего железа и дыбов. И были они упорны, отпирались все, пока, под вечер, не сказала одна из них, жена столяра Ханса Раубе, что ей об измене мужа рассказала мать кузнеца Рудольфа Липке, Магда Липке, а до этого о том, что муж ходит к вдове Вайс, она и не слыхивала. Так же она сказал, что Магда Липке говорила о том, что нужно собрать денег и вдову Вайс извести. Но жена столяра денег дать ей не хотела, и что было дальше не знает.

      Волкову и говорить ничего не пришлось, он только глянул на Брюнхвальда, как тот кивнул и пошёл брать Магду Липке.

      Кавалер всё был зол, сидел, ел принесённый Ёганом варёный горох без всего. Даже без соли. Заедал его хлебом и запивал водой. Глядел, как Сыч одну за другой таскает упрямых баб к его столу, а бабы всё запирались, отнекивались, клялись, что ни при чём и про наветы не знают.

      На дворе уже темнело, когда Брюнхвальд приволок мать кузнеца, Магду Липке. Жена эта была достойной, по виду и по одежде. Да нравом дурна, и стала говорить кавалеру холодно, и язвила высокомерно. Отнекивалась с вызовом. Не поняла, куда попала, да и не поняла, кто её спрашивает. Думала, что муж её, цеховой голова, человек в городе не последний, авось, никто не посмеет её тронуть. А беда этой женщины была в том, что Волков был раздражён плохой едой и упрямством женщин, и глупой спесью самой Терезы Липке.

      Но он дал глупой бабе последний шанс и сам о том предупредил:

      – Последний раз спрашиваю тебя ласково, приходила ли ты к жене столяра Раубе Матильде, говорила ей о том, что муж её ходит ко вдове Вайс. Говорила о том, что денег нужно собрать, чтобы вдову Вайс извести?

      – Дура она, – холодно отвечала мать кузнеца, – я ей сказала, что муж её ко вдове ходит, про деньги я ей ничего не говорила.

      Волков глянул на жену столяра, та сидела, даже головы не подняла, даже взглянуть на Магду Липке боялась.

      – Дура она, значит? – Переспросил кавалер, теперь он был уверен, что эта Магда Липке точно причастна к делу.

      – Так всем понятно, что дура она, – с вызовом говорила мать кузнеца, – непонятно, чего это Святая Инквизиция бабьими распрями занимается?

      – Непонятно тебе? – Спросил кавалер таким тоном, который и Сыч, и Ёган хорошо знали.

      Даже Брюнхвальд глянул на Волкова с опаской. А тот, вставая из-за стола, обещал глупой бабе:

      – Сейчас ты всё поймёшь. – И заорал: – Сыч, одёжу с неё долой, на дыбу её.

      – Не посмеете! – Взвизгнула баба.

      Да куда там, Сыч и помощники его, только взглянув на кавалера, поняли, что ласки больше не будет, и стали раздевать Магду Липке. А так как она пыталась сопротивляться и оскорблять их, то платье на ней порвали, а саму голую, тащили к дыбе по полу и били её немилосердно. Вряд ли эта женщина испытывала в жизни такой позор и такое обращение. Затем, заломив ей руки, приподняли над полом, так, что едва на цыпочках стояла она. И орала надрывно от позора и боли.

      Сыч взял в руки кнут, глянул на кавалера. Тот поднял один палец, что значило один удар. Сыч и ударил. Откуда только умения набрался. Ударил с оттягом, со щелчком. Конец хлыста лёг как