Хоккенхаймская ведьма. Борис Конофальский

были у стен Ланна, мы поставляли императору фураж бесплатно.

      – Сие похвально.

      – Скорбью было бы для нашего города, что жёнам нашим был уготован позор. Мы не хуже других городов.

      – Так для любого города было бы скорбью, а от меня вы что хотите?– Спрашивала Волков, надеясь, что отец Иона выйдет из нужника и этот разговор можно будет закончить.

      – Общество хочет знать, что ожидает жён и юного писаря?

      – Так спросите у святых отцов, я только страж. Откуда мне знать.

      – Но вы же вели следствие!

      – Помогал, только помогал. Тем более, что приговоры выносят отцы, а не я. Так что спрашивайте у членов Святого Трибунала.

      Отцы комиссары дело уже прочли, наверное, и решение уже приняли.

      – Уж больно отцы комиссары суровы, к ним и подойти боязно,– бургомистр не собирался от него отставать,– может, вы мне скажете.

      – Не правда, ваша, прелат-комиссар отец Иона добрейшей души человек.

      – И всё-таки, я бы от вас хотел услышать, мы всё-таки миряне, нам легче договориться…

      Гюнтериг начинал уже раздражать кавалера, Волков понимал, куда тот клонит, да ещё и отец Иона сегодня засиделся. И он спросил напрямую:

      – Да что ж вам сказать-то? Чего же вы хотите от меня? Говорите, чего ходите вокруг, да около.

      – Надобно, освободить от суровой кары, жён наших.– Выпалил бургомистр.– Посодействуйте. Общество просит.

      – Общество? А не то ли общество на меня кидалось драться? Не общество ли ваше било палача и людей его? – Он замолчал, и, приблизив своё лицо к лицу Гюнтерига, добавил.– Люди ваши на меня, рыцаря божьего, руку поднимали!

      – Раскаиваются, – ни капли не смутился Гюнтериг,– господин рыцарь, они раскаиваются. Просят содействовать жёнам.

      – Жёнам? Или Магде Липке?

      – Магде Липке, родственники очень волнуются за неё.

      – Да не за неё они волнуются, они за себя волнуются. Не хотят, чтобы их бабу на площади кнутом били, – он опять приблизился к бургомистру,– то позор большой. Для всей семьи позор.

      – Просят они за неё… Сулят.– Не отставал бургомистр.

      – Сулят! Мне их посулы ни к чему, да и пустое это. Святые отцы больно злы на наветчиков. И я зол. Так что ступайте к святым отцам, за кого другого ещё просил бы, а за Магду Липке я просить не буду. Из-за навета тут сидим, время тратим и деньги, вместо того, чтобы ведьм суду предавать.

      – Ну, а за нашего писаря, за Вольфганга Веберкляйна попросите? Родители его так убиваются, так убиваются. Нижайше просят о снисхождении. Он хороший молодой человек, неопытен ещё.

      – Хорошо, о нём поговорю,– согласился кавалер,– сколько дадут родители, чтобы ему не было позора?

      – Они люди не богатые…

      – Сколько?

      – Десять талеров, монетой земли Ребенрее.

      – Не сильно они за сына волнуются.– Кривился Волков.

      – Они люди не богатые.– Молитвенно сложил руки бургомистр.– Очень надеются на доброту вашу.

      – Хорошо, за него я поговорю,– согласился кавалер, тем более что к мальчишке он злости не испытывал.–