В синий час. Изабо Кельм

страха перед этим монстром. Она встала и окутала плечи своей шалью. Этим сентябрьским утром было необычно холодно. В воздухе пахло снегом и белыми розами. Чем ближе она подходила к двери, тем больше на неё нападало чувство, которое можно было обозначить как достоверность, охватывающая человека во время сна, в котором нужно повиноваться чему-то, с чем ничего нельзя сделать. Но ноги несли её дальше. Она прошла мимо дуба, через открытые ворота монастыря, вверх к холму, и там она увидела это – конец её прежней жизни.

      Константин заметил её первым и быстрым шагом поспешил ей навстречу.

      – Ирина, что-то случилось.

      Она продолжала идти, словно не слышала его. Тогда он взял её за плечи и заставил её посмотреть ему в глаза.

      – Ирина, послушай же меня. Твоя мать, Леандра… Прошу, не ходи туда. Сохрани её в памяти такой, какой она была.

      Ирина мягко коснулась его рук и посмотрела в его наполненные слезами глаза. После этого он удивлённо отступился от неё. Теперь он понял, что эта смерть не являлась для неё неожиданностью и не вызывала в ней страха.

      Увидев лежащий возле виноградных лоз труп матери, Ирина почувствовала облегчение. Она благодарила всех Богов, которых она знала, даже христианского Бога, Бога Леандры, что мучения наконец подошли к концу. Леандра была сейчас свободна, и на мгновение Ирина позавидовала ей. Как брат Кирилл, она также опустилась на колени рядом с телом, которое когда-то было её матерью, и положила голову Леандры на свои колени. ― Dja devlesa, daj.4 ― Хотя Ирина плакала, улыбка покоилась на её губах.

      Когда слёзы иссякли, она оглядела широкое поле и заметила два серых существа. Прищурив глаза, она узнала серого монстра, сидящего рядом с другой собакой, которая явно спала. Собака-монстр заметила Ирину и уставилась на неё усталыми глазами. Другая собака всё ещё не двигалась, и теперь это стало очевидно – она была мертва. Наблюдая за собакой, наблюдающей за ней, Ирина поняла, что все живые существа едины, что все созданы из одного и того же материала, и что скорбь универсальна. Это было так естественно, так просто.

      И тогда вдруг неведомое чувство завладело ею. Ей казалось, будто кто-то разрезал ей ножом грудь. Она извергла короткий крик, уронила голову своей матери на землю и, шатаясь, встала на ноги. Весь мир вращался и вращался. Виноградные лозы преобразились в лиловые кровавые пятна, деревья в огромных чудовищ, дышать становилось всё труднее. Великая Мать, всё время думала она, не понимая, что повергло её в такой страх. Лес, подумала она и побежала. Она бежала, не слушая призывов цыган. В беге было что-то освобождающее. С каждым шагом она приближалась к истине, к своему избавлению. Её ноги были изранены, она где-то потеряла свою старую шаль, но всё это было ей безразлично. Она прибыла.

      Маленькое озеро лежало спокойно и величаво, так же как тогда, как будто никакое потрясение не могло повлиять на него. Она чувствовала, что эти воды были ключом

4

«До свидания, мама.» (На цыганском языке.)