Разговор по душам с товарищем Сталиным (сборник). Вячеслав Щепоткин

броня льда, белые просторы моря пустынны, и, глядя на них, понимаешь, почему это море назвали Белым.

      В такую пору у Витéли каждый год хлопотня. Он несёт в охапке из чулана коробки, которые забытыми лежали там с перволёдья, высыпает на стол путанный навал лесок, блёсен, мормышек и, с трудом сдерживая волнительный зуд, аккуратно раскладывает всё это по своим местам. Рыбалка – непреходящая вдовинская любовь. Три месяца назад она привела его в клуб железнодорожников на лекцию: «Охрана рыбных запасов – всенародное дело».

      Бровастый чёрный мужчина начал разговор круто:

      – Кто знает, товарищи, когда зародилась рыбоохрана?

      Из-за спины Вдовина худой токарь Пушкарёв крикнул:

      – С новой еры!

      Редко рассыпанные по рядам люди оживились. С рыбоохраной у большинства из них отношения были прохладные.

      – Немножко товарищ не угадал, – сходу откликнулся бровастый. Похоже, у него эта приманка срабатывала безотказно.

      – Не с новой эры, а до неё.

      – Выключить Пушкаря из рыбаков!

      – Зачем же? К несчастью, многие не знают истории этого вопроса. А дело обстоит таким образом. Ещё в «Книге мёртвых» – это Древний Египет – выходит, первобытный строй, говорится: «Я не истреблял животных на их пастбищах, я не ловил сонной рыбы». Перечисленные действия уже тогда считались вредными и грешными.

      Можно привести ещё примеры древнейшей рыбоохраны, разумность которых сохранилась до наших дней. У западных готов в пятом веке нашей эры существовал закон, по которому забойки для лова рыбы в реках можно было делать только в полреки. По шотландскому закону XIII века заграждения в реках для лова рыбы разрешалось делать с просветом такой ширины, чтобы в нём – я вам цитирую дословно: «могла повернуться трёхлетняя свинья».

      В рядах удивлённо хэкнули. Лектор чувствовал себя рыбой в воде.

      – А вот вам, товарищи, один из законов Петра Первого. Им запрещалось ловить на перетяжку без наживы – это нынешняя браконьерская самоловная снасть. Проходящая рыба цепляется, как придётся, много уходит просто раненой и потом погибает.

      От древних времён лектор быстро перешёл к дням нынешним и заговорил о сёмге. Из рядов отливными абиками[1] выступили настороженные лбы. Сёмга стала пугающей и далёкой, хотя многие ещё не успели забыть ту пору, когда эту рыбину можно было и добыть без хлопот, и купить без опаски. Витéля тоже полавливал её. Но пошли слухи, что приняли какой-то строгий закон: одного поймали, отобрали снасть, оштрафовали, другого посадили – и Вдовин бросил игру с властями. Однако всё время думал, что власти в этом деле гнут не туда. Царская она, конечно, еда, но разве море ею обеднеет? Как истинный помор, Вдовин твёрдо верил, что знает о рыбах всё. И вдруг выяснялось, что с сёмгой дела могут быть худые. Плодовитость её, говорил бровастый, по сравнению с другими рыбами, очень невелика. Если треска откладывает до девяти миллионов икринок, палтус – три с половиной миллиона, щука и та – триста тысяч,

1

Абик – обнажающийся во время отлива большой подводный камень.