Заклание. Семён Колосов

А теперь… Теперь, нет. Теперь мне даже скорее жаль…

      – Так уж и жаль? – вскипает она.

      – А что?

      – А то, что хуже ничего нельзя было сказать! Господи, нет хуже роли, чем быть человеком, которого кому-то жаль!

      – Прости, – он становится намного мягче, – Аделина, выпей кофе, успокойся.

      Она пьёт.

      – Я так давно не произносил твоё имя, Аделина.

      Она смотрит на него, уже не так, как прежде.

      – Ну почему всё должно было сложиться так, скажи мне?

      – Ты сама этого хотела.

      – Но я была дурой.

      – Ты так не считала.

      – Но ты так считал.

      – Считал.

      – Но почему ты мне не объяснил?

      – Пытался. Ты не слушала.

      Он берёт её руку.

      – Зачем ты здесь? Чтоб ворошить то, что было?

      – А что у нас есть?

      – У меня много чего есть, – отвечает он, – но всё это уже не связано с тобой.

      – У меня тоже кое-что есть, но всё, что есть, как будто в прошлом, да и немалая часть, пускай это прозвучит глупо и польстит тебе, связана с тобой, мне нечего скрывать.

      – Тебе так только кажется.

      – Мне бы хотелось в это верить.

      – Ты знаешь, что воспоминания нам преподносят всё в другом, неверном свете.

      – Наверно. Но иногда мне думается, что если был бы шанс начать сначала? Всё. Всё начать сначала. Почему же в жизни ничего нельзя вернуть назад?

      – Таково её устройство.

      – Ты рассудителен всё так же, как и прежде.

      – Ты же знаешь, я такой.

      – За это я тебя любила.

      Он молчит.

      – Так для чего ты здесь?

      – Не знаю.

      – Вот как?

      – Я, – она запинается, – я… я как осталась одна… Это долгая история. Я, знаешь, бывало, что часами думала о тебе. Сидела в кресле, держала книгу, не могла читать и только думала о том, что было, что со мною стало. Забавно видеть все свои ошибки в прошлом. Всё кажется таким простым и ясным. Думаешь, ну как здесь можно было ошибиться? А что сейчас? Сейчас я вновь не знаю, что со мной, не знаю, что мне делать с этой жизнью.

      Он качает головой.

      – Что?

      – Звучит ужасно.

      – Конечно, когда тебе сорок четыре года, ты одна и ни черта не знаешь, как ты будешь дальше жить.

      Она отворачивает голову к окну.

      – Ты знаешь, что не всё ещё…

      – А что? – она обрывает его. – Что ещё? Ты посмотри на меня. Кому же я нужна такая?

      – Я не знаю, Аделина, но ты заставляешь меня чувствовать себя виноватым в том, в чём я не виновен.

      – Прости, Георг. Я не права. Прости меня. Ты предо мной ни в чём не виноват. Ты единственный, кто не был предо мною никогда ни в чём повинен. Я из-за этого и злюсь, злюсь на себя, какой же я была тогда дурёхой. Другие, мне кажется, могут быть и недостойны меня, а вот с тобой иначе. Мне кажется, что это я недостойна тебя.

      Она начинает тихо плакать.

      – Ну, Аделина, боже мой!

      Он, как и любой мужчина, от женских слёз не знает, куда деть себя. Но она быстро успокаивается, вытирает глаза салфеткой.

      – Я