Лея Салье. Алексей Небоходов

проникал в тело, заставляя его мелко дрожать, теперь словно ушёл вглубь. Он не сжимал грудь, не поднимал панику, не толкал к бегству. Он просто стих, впитался в сознание, став такой же естественной частью её существования, как дыхание.

      Значит ли это, что она больше не боится? Лена моргнула, глубже задумалась, пытаясь прислушаться к себе, но ответ был очевиден – нет, страх остался, просто теперь он изменил форму.

      Как вода принимает очертания сосуда, в который её заливают, так и страх больше не был хаотичной, безумной паникой, разрывающей её на части, он не пытался заставить её кричать или вырываться. Он стал ровным, тихим, невидимым, но всеобъемлющим.

      Она не ощущала его так остро, но стоило сделать вдох, пошевелиться – и становилось ясно: он никуда не исчез. Он просто перестал мешать ей жить.

      А если страх не мешает, значит, он не так уж страшен? Лена поймала себя на этой мысли и тут же замерла. Нет. Нет!

      Ей не нравилось, куда ведут её размышления. Она сжала пальцы в кулак под одеялом, стиснула зубы, сдерживая что—то, что не могла назвать. Это чувство было пугающим – глубоким, не поддающимся осознанию, настолько плотным, что от него кружилась голова.

      Потому что если она не чувствует страха – это не значит, что она его победила. Это всего лишь значит, что она принимает его.

      Раньше по утрам она хваталась за воспоминания. Искала в сознании что—то своё, что—то прежнее, как спасательный круг. Какой был сон? Какие мысли были перед сном? О чём она думала вчера, когда осталась одна? О чём она думала, когда ещё могла позволить себе думать, как Лена?

      Теперь ей не на что было опереться. Всё размывалось. Границы между собой и чужой волей, между желанием и необходимостью, между личностью и тенью.

      Она пыталась вспомнить, какой была прежде, но это становилось всё сложнее. Воспоминания тускнели, растворяясь в вязкой пустоте, оставляя её в тишине, наполненной лишь едва ощутимой прохладой простыни и лёгким давлением воздуха на коже. В этот момент страха не было.

      Страх – это сопротивление, а сопротивление всегда приводит к боли. Если не сопротивляться, боли нет. Если угадывать его желания, если двигаться в нужном ритме, если не давать ему повода, можно избежать худшего.

      Лена не знала, когда впервые осознала это. Возможно, вчера, когда он оставил её одну дольше обычного, или раньше, когда сказал: «Ты становишься лучше». Она уловила его удовлетворение, отметила, как прозвучали эти слова – без насмешки, без раздражения, просто чистое одобрение. И, как ни странно, это принесло облегчение.

      Она ненавидела этот момент, сам факт его существования, осознание того, что она почувствовала гордость. Она не могла избавиться от этого воспоминания, не могла сделать вид, что не уловила этой перемены в себе. Радость от того, что он доволен, означала одно – следующий шаг будет легче.

      Лена не хотела признавать этого. Но что, если всё действительно проще, чем казалось? Если не бороться – значит, сделать боль менее глубокой?

      Раньше она ждала момента, когда он потеряет бдительность, когда ослабит контроль. Теперь она ждала