Лея Салье. Алексей Небоходов

дыхание казалось тяжёлым, чужим. Она медленно вдохнула, но не почувствовала облегчения – воздух не приносил ничего, кроме напоминания, что она всё ещё здесь, в этом теле, в этой комнате, в этом существовании, которое больше не принадлежало ей.

      Она чувствовала его рядом. Не физически – этого она пока не могла сказать наверняка, – но его присутствие ощущалось во всём. В стенах, в постели, в тишине. В её мыслях. В движениях, которые она ещё не сделала, но которые уже не принадлежали ей.

      Первая мысль, прорезавшаяся сквозь вязкую тишину, была не о спасении, не о попытке сопротивления. Не "как мне уйти", не "как остановить это". Она думала лишь о том, какие слова сорвутся с его губ сегодня, каким будет его вердикт, какое решение он вынесет за неё. Мысль эта не потрясала, не вызывала ужаса, а лишь существовала, как неизбежность, как естественный порядок вещей.

      Собственное бессилие не вызывало вспышки протеста. Оно просто существовало, как воздух в комнате, как ритм дыхания, который стал чужим.

      Она могла бы закрыть глаза снова, но знала, что это ничего не изменит. Сон больше не был спасением. Он стал продолжением яви.

      Внутри скреблась мысль: «Я никогда бы не позволила…» Но она уже не звучала уверенно, а лишь шептала в глубине сознания, словно далёкое эхо того, кем она когда—то была. Голос, некогда громкий и несгибаемый, теперь срывался на шёпот, теряя силу. С каждым днём он становился слабее, с каждым днём угасал, пока не превратился в едва уловимый призрак былой воли.

      Лена шла медленно, сдерживая дыхание, будто стараясь не выдать своего присутствия. Каждый шаг отзывался в теле глухим отголоском напряжения, но она не позволяла себе замедлиться или, тем более, остановиться. Пол под босыми ногами казался ледяным, а воздух в комнате был тяжёлым, пропитанным утренней тишиной. Она старалась идти беззвучно, не касаться ничего лишнего, словно хотела раствориться в пространстве, сделаться невидимой.

      Когда она вошла в столовую, Леонид уже сидел за столом. Ровный, расслабленный, он выглядел так, словно утро не началось, пока не появилась она. На его лице не было ни раздражения, ни ожидания – только лёгкая, лениво—жестокая сосредоточенность, с которой он водил пальцем по краю фарфоровой чашки.

      Он посмотрел на неё, но не как на человека. В этом взгляде не было интереса, лишь привычное изучение – будто он проверял, насколько исправно работает механизм, который принадлежит ему. Лена замерла на мгновение, но не осознанно, не по собственной воле, а потому что её тело уже научилось бояться любого промедления.

      Она села за стол, точно в отведённое для неё место, без колебаний, без лишних движений. Её руки легли на колени, плечи не сутулились – даже если бы она не думала о том, как выглядит, тело само выбрало правильную позу. Леонид не сказал ей садиться, но она уже знала, что должна.

      Тонкий звон прибора о край тарелки был единственным звуком в комнате. Леонид ел медленно, не торопясь, делая небольшие глотки кофе. Она чувствовала его взгляд, даже когда он не смотрел прямо на неё.

      Она