Лея Салье. Алексей Небоходов

за реальность, в которой он ещё контролирует что—то, в которой он ещё управляет ей, собой, их общей историей.

      – Лена… – его голос прозвучал глухо, с хрипотцой, как будто выдавленный из горла.

      Она не ответила.

      Леонид задрал её юбку, грубо сдёрнул кружевные трусики, чувствуя, как тонкая ткань с треском рвётся под его пальцами, оставляя на её коже красноватый след от резкого движения.

      Он вошел в неё резко, без колебаний, и стол содрогнулся от их соединения. В груди Леонида прорвался тяжёлый, низкий стон, полупридушенный, с оттенком мучительной одержимости.

      Движения были резкими, необузданными. В них не было ни ласки, ни желания принести удовольствие – только натиск, отчаяние, потребность раз за разом доказывать себе, что она принадлежит ему. Дыхание сбивалось, а удары сердца сливались в бешеный, хаотичный ритм, но Лена не чувствовала этого.

      Она не чувствовала ничего.

      Её тело принимало движения механически, как инструмент, как машина, запрограммированная на выполнение задачи. Она не напрягалась и не расслаблялась, не следовала за ним и не противилась, просто существовала в этом моменте, безучастная и пустая.

      В его безудержности не было власти, не было силы. Только ярость, бессилие, слабость, истеричная потребность сломить, даже когда ломать уже нечего.

      Она не закрывала глаз, а просто смотрела перед собой, в пустоту. И когда в конце этого исступлённого, болезненного движения он издал резкий, почти судорожный стон, она даже не вздрогнула.

      Только в воздухе остался висеть его тяжёлый, изломанный выдох. Ей было всё равно.

      Ночью Лена сидела в своей полутёмной комнате, опершись спиной о прохладную стену. Тишина давила со всех сторон, но впервые за долгое время в этой тишине не было ужаса. Она была другой – глубокой, наполненной смыслом, пронизанной догадкой, к которой она подошла постепенно, шаг за шагом.

      Она не сопротивлялась.

      Ни разу.

      Девушка не чувствовала боли, не испытывала страха, не пыталась бороться. Всё, что происходило сегодня, случилось не с ней, а с телом, которое отозвалось на его желания так, как он того хотел. Но стоило ли это воспринимать как поражение?

      Лена медленно подняла взгляд, её губы дрогнули в слабом, едва заметном движении, но это не была гримаса боли. Это было почти улыбкой.

      Он не видел этого – он ничего не понял. Сегодня она управляла процессом.

      Леонид считал, что подчиняет её, но не понимал, что она впервые не испытывала к нему ничего. Ни страха. Ни ненависти. Ни даже презрения. Только наблюдение, только чистый расчёт.

      Он был уверен в своей власти, но, если власть не причиняет боли, значит, кто в этот момент контролирует ситуацию? Лена ощущала, как в груди зарождается что—то новое. Не просто удовлетворение – восторг.

      Она переиграла его.

      Легла в постель, натянув одеяло на плечи, но не закрыла глаз. Глаза её горели, отражая тёмный свет ночи, пропуская через себя осознание, которое теперь пульсировало в ней