Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов. Сборник

отвечал Аслан-Гирей. – Поеду в степь, освежусь…

      Отпустил хан сына, а как только он уехал, призвал сановников и долго советовался с ними, где найти достойную для сына невесту, и потом поручил трем сановникам поехать в соседние страны посмотреть ханских дочерей.

      Старый Мустафа в город притащился, к ханскому дворцу пробрался и стал у ворот, сняв шапку.

      Сановник увидел его спросил:

      – Что тебе, старик, надо?

      И, униженно кланяясь, Мустафа отвечал:

      – Хана мне видеть надо, чтобы сказать ему то, что, кроме него, никто не должен слышать.

      И сановник привел его к хану, а сам удалился.

      Упал, распластался перед ханом Мустафа и заговорил:

      – О, луч солнца! О, великий, могущественный хан! О, добродетель, которой нет равной на земле.

      Нахмурился хан и крикнул:

      – Перестань выть и скажи, что тебе надо?!

      И Мустафа, продолжая лежать, рассказал хану о том, что сын его Аслан-Гирей, красоте и доблести которого нет и не может быть равного, полюбил дочь бедного огородника, живущего в селении. И каждый день он приезжает к ней, от нее не отходит ни на шаг, ибо очаровала она его своей красотой. Но красота ее не от Бога: ее мать ведьмой была и умерла странной смертью: вниз головой в колодец она упала и захлебнулась в нем. И воду народ из колодца не брал до тех пор, пока мулла не прочитал над ней очистительной молитвы. И очаровала, совсем очаровала красивая Гульнара молодого хана: как простой работник, как раб, он копается с ней в земле и садит овощи…

      Хан чуть не задохнулся от гнева.

      – Ты… собака презренная, – проговорил он, тяжело дыша. – Если ты еще кому-нибудь скажешь хотя бы одно слово, я предам тебя мучительной смерти…

      – О, великий хан! – воскликнул Мустафа. – Для других я нем, как камень… О, я знаю, ты взглянешь оком милосердия на презренного раба твоего…

      Хан хлопнул в ладоши и сейчас же перед ним предстали трое слуг.

      – Возьмите этого старика, – указал он на Мустафу, – бросьте в темницу…

      Слуги схватили нищего и поволокли.

      – Эй? – крикнул хан. – Вернись кто-нибудь.

      Слуга приблизился к хану, а тот провел рукой по горлу, кивнул головой на Мустафу.

      Слуга поклонился и вышел.

      Привели Мустафу во двор темницы.

      Тот слуга, которому хан отдал последнее приказание, сказал ему:

      – Посмотри, старик, как много летит лебедей!..

      Мустафа глянул вверх, а слуга ударом ножа перехватил ему горло, а потом отрезал голову.

      Труп Мустафы бросили в городской ров на съедение собакам, а голову показали хану.

      – Выбросьте эту дрянь, – сказал хан.

      Сидел он один и думал о сыне.

      – Гм… Понимаю теперь, почему он на охоту один ездит и без добычи домой возвращается, – проговорил он и задрожал от охватившего его гнева.

      – Шума делать не надо, – говорил он потом сам себе, а достаточно послать двух воинов, чтобы прикончили огородника и его дочь и сожгли чертово гнездо. И сыну ничего не скажу, чтобы потом меня не проклинал…

      Хотя и наедине говорил Мустафа хану об Аслан-Гирее,