Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов. Сборник

ночь, и поехал он в аул.

      Пробрался к сакле того чеченца, у которого гостил раньше, постучал в дверь и промолвил:

      – Гость просит приюта!

      Вышел хозяин сакли и, едва узнал его, обрадовался.

      – Скорее проходи в саклю, – сказал он ему, а сам отвел коня в конюшню.

      Вернувшись в саклю, развел он в очаге огонь, подал Алегеко воды для омовения, накормил его.

      – А тебя, гость, в ауле считали умершим, – проговорил он. – Наши джигиты тебя очень хвалят, называют отважным. Сделай милость, расскажи, что у тебя произошло в набеге с джигитами.

      И Алегеко рассказал о том, что случилось в ту несчастную ночь, про свой плен и бегство из него.

      Хозяин встал и обнял его.

      – Будь моим другом, – сказал он ему. – Сам знаешь, у тебя в ауле есть кровники, братья убитых тобой джигитов. Тебе надо примириться с ними, и надо сделать это в нынешнюю же ночь, завтра будет уже поздно. Но не бойся, я помогу тебе.

      Вошел он в женское помещение сакли, позвал свою жену и приказал ей идти с ним и гостем к саклям кровников и вызвать их матерей.

      И все трое вышли они и направились по кривой уличке.

      Подошли к сакле одних кровников.

      Чеченка постучала в дверь женской половины сакли, вызывая хозяйку.

      По голосу узнала хозяйка свою знакомую, вышла на двор, и в это время Алегеко, стоявший за стеной, бросился к ней, разорвал на ней платье и прижался губами к ее груди…

      – Мать, прости мой грех, – сказал он, обнимая ее. – Я убийца твоего сына…

      Вскрикнула мать, заплакала, потом, обнимая Алегеко, сказала:

      – Мертвого не вернешь. Ты теперь – мой молочный сын, и я поневоле должна простить тебе.

      Сыновья ее услышали говор и плач на дворе, выскочили из сакли с оружием в руках, но увидев, что мать их обнимает и целует Алегеко, поняли, что случилось. Подошли они к нему, и каждый из них по очереди обнял его.

      – Мы прощаем тебе кровь нашего брата… Ты – брат наш… Пойди примирись и с остальными своими врагами, – сказали они ему.

      С помощью жены своего друга Алегеко удалось в ту же ночь примириться с другими кровниками.

      А утром о ночном происшествии говорил весь аул.

      Потом Алегеко ходил на кладбище просить прощение на могилах убитых им джигитов.

      Босой и в той же рваной одежде, в которой бежал он из неволи, с цепью на ногах, шел он, окруженный громадной толпой народа, а на кладбище падал на могилы джигитов, плакал.

      – Брат, прости мой грех перед тобой! – говорил он на каждой могиле.

      Хозяин сакли, давший ему приют, устроил поминки по убитым джигитам, а так как у него не было для этого достаточно мяса, хлеба и пива для этих поминок, то каждый из жителей счел своею обязанностью помочь ему.

      Молочные братья подарили Алегеко одежду, оружие, седло и уздечку с серебряным набором.

      Спустя неделю Алегеко предложил им отправиться в набег на улус ногайский.

      – Много горя произошло из-за ногайцев, надо отомстить им, – сказал он.

      Собралась шайка в пятьдесят