Рассветы Иторы. Роман Корнеев

другое тело. Вчера ещё живое, страдающее, никак не желающее расставаться ни со своей жизнью, ни с проклятием Подарка.

      Тильона дель Консор, что ему говорило это имя? Покуда ничего. Но вновь прорастающие в нём паучьи сети воспоминаний были беспощадны. Не от старости он некогда бежал в смерть. Не от гнилых богов, что были свергнуты с престолов, но отнюдь не лишены былой мстительности. Он бежал от воспоминаний.

      О ней. О ней.

      И вот теперь снова. За что ему всё это страдание, и кто посмел вновь вернуть его пред лик Иторы Всеблагой?

      Кажется, на какой-то миг он ощутил на себе тёплый взгляд Ея.

      Всеблагая и Всеведущая Матерь для всех своих детей без разбору. Неужели это она повелела его поднять из тлена?

      Но нет. Взгляд мелькнул и пропал, горестный, потерянный, безвольный.

      Причиной его пробуждения стало нечто иное.

      Если бы узнать.

      Покуда же он продолжал разрываться между холодом неведения и огнём познания.

      Тайная пещера вновь сомкнулась над ним своими непроницаемыми сводами. Особое, выжженное место на севере Лазурных гор, сокрытое от многих глаз, именно сюда он некогда принёс своё знамение.

      Его звали тогда Серым Камнем, он был опытным, повидавшим мир Игроком. Он пережил многие горести, побывал почти в каждом уголке Средины, сумел успешно избежать соблазна Путей и досконально познал все слабости Богов, а также их слуг и невольников. Но вот к чему он был не готов, так это к тому, что будет дальше. Смерть Тильоны, повторный визит к Устью, стояние у Форта, всё это сейчас казалось ему историями совсем другого человека. Чужими воспоминаниями, они не отзывались в нём никакими особыми чувствами.

      Он сумел пережить то разочарование, что принесла им всем Битва Завета. Смерть хороша тем, что она многое позволяет отпустить.

      У неё лишь один неискоренимый изъян. Увы, никто не может гарантировать, что любая сметь будет окончательной.

      Это и было, если хотите, главным проклятием Иторы в свете Кзарры, в мерцании Вечности.

      Его снова принялись тормошить.

      Нетерпение. Вот что чувствовалось в этом требовательном зове, что будил и будил воспоминания Серого Камня, не давая снова рассыпаться тысячей искр над угасшим костром, тысячей камней под рассохшейся землёй, тысячей снежинок в промерзающем насквозь воздухе нагорья.

      Кто-то очень нетерпеливый призывал его обратно.

      Его.

      Серый Камень никак не мог вспомнить своё прижизненное имя.

      Зато он наконец сумел различить гостей своей пещеры.

      Не великая армия пришла штурмовать эти высоты и невольно разбудило спящее в их недрах древнее зло, не орды Ускользающих воссоединились как тогда, у Форта, дабы объединив усилия, в едином порыве вновь провозгласить царство своих гнилых богов в сакральном для всей Средины месте, а что заодно будет пробуждено и нечто иное, сокрытое до поры тут от посторонних глаз, так рабы Богов никогда не отличались способностью различать последствия собственных поступков.

      Но нет.