Рассветы Иторы. Роман Корнеев

нынче сказывают, Ускользающие поди совсем перевелись?

      – Можно подумать, они раньше тут в каждой деревне штабелями по палатям.

      – Штабелями не штабелями, но ваш монастырь, по слухам, позатой зимой разом двоих изловил.

      – Тебе то знать не положено, брат Марион. А ваши-то что?

      Надо же, имя запомнила, какая благодать.

      – Не наша то забота, сестра Ханна-Матрисия, нам бы с самосудом, самопалом да самострелом разобраться. Ежели какая оказия мы, конечно, завсегда бдим. Но уж больно невелик тот случай.

      Засмеялась, будто птица каркнула.

      – Деятельные вы, я гляжу.

      – Уж какие есть.

      – Оно и правда, молчащего изловить – это старание следует приложить и смекалку. Ориентирование на местности, триангуляция, карты читать требуется.

      Умники все стали, чисто с греховодного университету. Брат Марион не любил умников. Да и особого смысла в ловле Ускользающих он давно не видел. С тех пор как гнилые боги сгинули, силами тех несчастных разве что детей пугать. Илидалл был разрушен в припадке гнева свя́той Хеленн почитай что на самом пике её формы, те же несчастные, что ловимы нынче силами монастырей и здесь, и по всей Средине, больше походили на старые пни, оставшиеся на месте некогда величественных древ. Недаром их запросто стали в народе именовать молчащими, а не по-официальному Ускользающими. Брат Марион был тому свидетелем: больные, слепые, они корчились от любого прикосновения, с них слезала клочьями кожа, у женщин изъязвлённые синюшные груди висели чуть не до полу, мужчины были сплошь лишены сраму, лишь какие-то гнилые обрывки болтались в мотне.

      Гордиться таковскими пленниками не приходилось даже сёстрам-охотницам.

      – Но ведь признайся, пропали они, повывелись.

      – Мне то не ведомо.

      Ишь ты, не ведомо. Так и говори, «не велено». Но слухи в окрестных братствах ходили верные. С тех пор, как полыхнуло за Океаном, разом стало тихо окрест. Молчат чудесные артефакты, что остались с падения Илидалла, гадай-не гадай. Как будто разом повымерло всё, что только и было. По северному берегу али по южному.

      Только Горькая река Эд так и осталась горькой рекой.

      Запропали Ускользающие, смолкли разом шептуны и ручейники, помахали ручкой кикиморы болотные и лесные гнилушки.

      Жизнь же людская легче не стала, болезни не извелись, скотина живородить чаще не принялась. А люди дурные остались дурными людьми.

      Старые народы называли человечество Пришельцами. А так и есть. Были мы пришельцами на чужой земле, таковыми и остались, сколько Иторе Всемилостивой ни молись, а покуда сам с собой в мире не заживёшь, будет тебе от той жизни одни наветы и страдания.

      Голод, холод, мор да ржавьё соседских вил.

      Не нужны для того никакие Ускользающие. Ни в прежней силе, ни в сегодняшнем жалком состоянии.

      Да и гнилые боги с ними.

      Брат Марион махнул досадливо рукой.

      Забавно