Неудобная женщина. Стефани Бюленс

Полям, и их сердца обливались кровью. Это Город Света, однажды сказала бабушка, но это и Город Слез.

      Мама была уже смертельно больна, и это была наша последняя поездка в Париж. Ей тяжело давалось путешествие, но она хотела, чтобы мы в последний раз прогулялись по городу вместе, поэтому она переносила боль и нехватку сил с удивительной стойкостью. Она кашляла и морщилась от боли, а я тем сильнее восхищалась ею.

      Мама отвела меня в парижскую кондитерскую, где продавали крохотные марципановые персики. Смотри, сказала она, какие нежные прожилки на каждом листочке, как светится красноватая мякоть. Персики были всего-навсего смесью миндаля, сахара и воды, но в руках кондитеров они каким-то образом оживали.

      – Именно ради этих мгновений красоты и стоит жить, Клэр, – сказала она.

      Когда Мелоди исполнилось шесть, мы с ней тоже отправились в Париж навестить бабушку и дедушку.

      Я отвела ее в ту самую лавку, показала те самые марципановые персики и повторила те же самые слова.

      Это одно из самых драгоценных моих воспоминаний, но теперь кажется, будто даже самые чудесные мгновения моего прошлого случились в другом, гораздо менее чудесном мире.

      Я вернулась в настоящее и сосредоточилась на мыслях о том, что сделает Саймон.

      – У меня есть все нужные доказательства, – заявила я Аве, давая понять, что на этом тема закрыта.

      Ава, похоже, только этого и ждала.

      – В общем, ты должна открыться.

      – Открыться?

      Она улыбнулась:

      – Для любви, глупышка.

      Я подумала о Филе.

      Его сообщение на сайте знакомств было даже менее глупым, чем фотографии, которые присылают некоторые мужчины, – вот они позируют перед сверкающими бассейнами в одних шортах, демонстрируя свои тела. В мире, где все распускают хвосты, будто павлины, Фил выглядит скромником.

      – Клэр, ты молодая, привлекательная и умная. И ты говоришь по-французски, что уже само по себе возбуждает.

      Я с сомнением посмотрела на нее.

      – Ну, как минимум придает романтический флер, – поправилась она.

      Мой взгляд выражал еще большее недоверие.

      Ава отмахнулась.

      – Я просто пытаюсь сказать, что у тебя есть все, что нужно. Пора перевернуть страницу. Начать новую главу. Вот и все.

      Я понимала, что она имеет в виду, но разве можно так просто упрятать прошлое поглубже в шкаф и выбросить ключ?

      Вместо этого я снова подумала о звонке Саймона и позволила тьме обступить меня.

      Я обернулась, чтобы посмотреть на мужчину в темных очках. Он исчез.

* * *

      После обеда с Авой у меня оставалось полчаса до следующего занятия. Я сидела и читала книгу о музах. Мне нравились Талия, муза комедии, и Клио, муза истории. Но больше всего меня волновала судьба Мнемы, изобретательницы языка. Это самая печальная из муз, она не может избавиться от воспоминаний.

      И снова картина из прошлого.

      Наша с Саймоном спальня на третьем этаже. Я стою у окна и смотрю на бассейн. Мелоди тринадцать. Она плавает кругами, ее длинные