Болотный колдун. Валентин Вадимович Бердичевский

пригнувшись, задвигает крышку на прежнее место и тоже погружается. Вода поднялась под самый край. Интересно, сколько мы так высидим? Из-под воды ничего не слышно. Что там делается?

      Проходит пять, десять минут…. Мне кажется, нам уже никогда не всплыть. Я совершенно околел и вот-вот превращусь в ледышку. Вдруг свет проникает в бочку – крышка сдвигается!

      От неожиданности я выпускаю трубку изо рта, и, поперхнувшись ледяной водой, вскакиваю, бешено кашляя.

      Торжествующие вопли раздаются со всех сторон. Нас выдергивают из бочки и тащат, угощая пинками и затрещинами.

      – Стойте! – командует Морквин. Он, не спеша, взвешивая в руке, снимает со стены тяжелую кожаную плеть. – Мастер говорил о двадцати плетях…

      Федора останавливают и, крепко держа за руки, живо поворачивают спиной.

      Плеть поднимается и тяжеленный, крученый удар обрушивается на него! Мы так околели, что совершенно не способны к сопротивлению. Федор получает еще несколько ударов, и староста, не без сожаления говорит, сворачивая плеть:

      – Остальное – утром! Надо же и на завтра что-то оставить.

      Нас волочат вниз и, толкнув в спину, запирают в темноте. Отвратительно лязгает засов.

      Мы снова в том самом погребе. Только на этот раз вырваться отсюда нам, кажется, не удастся. Чтоб хоть как-то согреться, я начинаю бегать по земляному полу, трясясь от холода и подпрыгивая на негнущихся ногах. Федор выливает из обуви воду и, скрестив ноги, усаживается на пол.

      – Вставай, замерзнешь!

      – Отлезь, я согреюсь раньше тебя.

      «Опять за свои штучки», – думаю я, продолжая описывать круги по подвалу.

      Самовнушением занялся. Сейчас, наверное, повторяет про себя: мне тепло, тепло, уже жарко…

      Не выдержав, Федор вскакивает и принимается носиться с бешеной скоростью. «Самовнушение не помогло», – делаю я вывод, размахивая руками, как ветряная мельница. Становится чуть теплее. Вот только одежда не просыхает в таком холоде.

      – Как ты думаешь, что с нами сделают, когда Мастер вернется?

      – В пауков превратят!

      – Ты что, серьезно?!

      – Ну, может и не станут в пауков. А вот бросить в омут – это у них, я думаю, запросто…

      От этих разговоров становится совсем тоскливо. Неужели, нет выхода?

      – Да – а, – подливает масла в огонь Федор, – в восьмом классе учиться, кажется, не придется. Ты ведь так это не любишь…

      – Да ты что?! Когда я говорил, что не люблю учиться?! Но не в этой же школе!

      – Он еще выбирает! – усмехается Федор, собираясь, видимо, поговорить о пользе любого образования, даже в школе Мастера.

      Но в это время за дверью слышатся тихие крадущиеся шаги.

      – За нами?!

      – Не таились бы так. На место!

      И мы занимаем позиции по обе стороны ступеней. Натягивать веревку времени нет, да и второй раз этот номер может не пройти.

      Засов тихо сдвигается. Кто-то беззвучно спускается к нам.

      – Эй! – приглушенный шепот нарушает тишину погреба. Мы – ни звука.

      – Где вы там? – кто-то делает неуверенный