Ильгет. Три имени судьбы. Александр Григоренко

пробила плечо его брату, стоявшему в нескольких шагах. Двое оставшихся судорожно шарили невидящими от изумления глазами, ища стрелков, – этого замешательства было достаточно для того, чтобы Ябто и Железный Рог бросились к ним и прикончили ножами.

      Жизнь тайного стойбища пресеклась, как жизнь бледного насекомого, о котором говорил кузнец, смеясь над шитолицым.

      Тогот был еще жив, когда тунгус подошел к нему и сказал:

      – Зря, старик, ты не позвал нас в гости. Где твое оружие?

      – Горе тебе будет от остяцкого железа, – промолвил Бальна побелевшими губами. – Тебе и твоему юраку. Падальщику…

      Сыновья широкого человека выбрались из своих засад и бежали в середину становища. Ябтонга будто повредился умом, он не кричал – он скулил, ибо в его утробе бесновался обезумевший дух легкой победы. Он пускал стрелы в мертвые тела остяков и остановился только когда отец кинул в его голову кусок рыжего камня, валявшегося под ногами. Явире, приплясывая, искал свою стрелу, которая попала в плечо одного из сыновей Тогота.

      Ябтонга примчался к отцу и заговорил, показывая на укрытие рядом с лазом в горе, откуда люди кузнеца выносили рыжий камень.

      – Отец, там хаби, они живы. Они прячутся – дай мне их убить, отец, не откажи мне…

      Гусиная Нога почти плакал.

      – Понравилась война, сынок?

      Ябтонга дрожал, будто вылез из ледяной воды. Он не ответил.

      – Ты, наверное, думаешь, что такая война будет всегда?

      – Отец, разреши мне…

      Подбежал Блестящий – его взгляд был таким же умоляющим. Ябто принялся думать о рабах старика, но мысли прервал Железный Рог и показал пальцем на распадок.

      – Смотри…

      Только сейчас Ябто увидел две едва заметные ровные полосы – след лыж уходил в низину и пропадал между сопок.

      – Я глядел близко, след уже под снегом, – сказал тунгус. – Он ушел давно, наверное, почти сразу, как мы пришли сюда.

      Не сговариваясь, оба бросились к укрытию в горе, где, как щенки в метель, клубком лежали невольники Тогота – все они остались живы. Шитолицый выхватил одного за шиворот малицы.

      – Сколько вас?! – заорал он. – Сколько, говори!

      Раб хватал воздух широко открытым беззубым ртом и пытался что-то сказать, но голоса не было.

      – Сколько!

      Железный Рог поднес нож к горлу раба. Тот замер, перестал дышать и показал растопыренную пятерню, два пальца которой были отрублены до половины. Тунгус убрал нож, раб тут же юркнул в дыру и слился с грязным клубком собратьев.

      – Он ушел туда, где наши олени, – сказал он Ябто. – Твой парень мог остановить его?

      Широкий человек ответил, немного помолчав:

      – Кажется, у него даже лука нет.

      – Тогда скоро сюда придут остяки, – сказал тунгус. – Придут со всем своим железом и упадут на наш след.

      – Надо собирать добычу.

      – Подожди немного…

      Тунгус встал на лыжи и побежал по следу.

* * *

      Тот человек был самым ничтожным из всех пятерых рабов Тогота. Он не годился кряжевать лиственничные