Ильгет. Три имени судьбы. Александр Григоренко

не осилишь лук, которым можно убить оленя или сохатого. Чем будешь кормить свою жену? Куропатками и рыбой?

      – Мне не нужна жена.

      – Это ты никому не нужен. Я бы удавилась постромками, но не пошла бы за такого заморыша. Если желаешь жить дальше, то живи здесь. Всегда живи.

      Я сделал шаг навстречу Наре. Стрела в руках Девочки Весны согнулась дугой.

      – Сломаю…

      На мгновение я онемел, когда понял: еще слово – и эта злая тварь вытянет из меня спасительную тайну. Она и так знает почти все. Я зарычал от отчаяния и бросился…

      Взвизгнула Нара, древко хрустнуло, вместе мы рухнули в снег, превратившись в зверька, бьющегося в силке.

      Я пришел в себя, когда увидел розовое пятно на снегу – это была кровь. Костяной наконечник распорол щеку Нары, она сидела напротив, зажав рану ладонью, – красные змейки появились между пальцев и заползали в рукав парки.

      – Покажи…

      – Росомаха, рыбье дерьмо, – глухим шепотом выпалила Девочка Весна, вскочила и понеслась к стойбищу.

      Первой мыслью была мысль сбежать прямо сейчас. У меня есть лук, несколько стрел, ручные нарты, маленький нож и топор.

      Широкий человек, Ума и братья увидят распоротую щеку Нары, спросят, кто поднял на нее руку, и Девочка Весна расскажет о тайнике заморыша, который, скрываясь, делает стрелы, а кроме того, хочет охотиться сам, уйти и жить своим очагом. Больше всех удивится Ябтонга – он уже привык к тому, что человек, которому он мочился в лицо, почти совсем перестал разговаривать. Старший сын Ябто будет думать, что можно сделать больше того, что он уже сделал с человеком, носящим лицо ненавистного Ерша. Блестящий будет ему советовать…

      Подумав об этом, я решился – достал стрелы из тайника, положил их в нарты, где уже были лук и топор, взял постромки и пошел.

      Я не знал, куда идти, меня занимала только одна мысль – о том, что все решилось вдруг и помимо воли. Ходьба разгоняла кровь по телу, я уже думал о том, как добыть еду…

      Но внезапный порыв снежного ветра разбудил чудесный слух, и впервые я различил речь – два женских голоса. Один выкрикивал ругательства, другой, сквозь плачь, тянул слова: «Тальник разорвал лицо, когда я покатилась с обрыва…».

      Здесь и остановились мои ноги. Я вернулся к тайнику, спрятал стрелы и пошел в стойбище.

* * *

      Нара не предала меня, и я был благодарен ей. Но благодарность смешалась со страхом, что моя спасительная тайна висит на паутинке, которая есть прихоть Девочки Весны. И самое скверное было в том, что она, как мне казалось, понимала свою власть. В первые дни после полученной раны она не обмолвилась со мной ни словом, даже не глядела в мою сторону, и тем измучила меня до слабости в руках и ногах.

      Но однажды я понял, что делать, – благодарность должна быть отплачена.

      У меня не было ничего, кроме одежды, детского лука, тайника и маленького ножичка для рукоделия, которые носят с собой женщины. Несколько дней я бегал в лес, поднимал припорошенную снегом бересту и сосредоточенно работал. Я уже не думал о стрелах – из костей, предназначенных для наконечников, я выточил бусы в виде