В понедельник дела не делаются. Михаил Макаров

самогона. – Спецприёмник, на пять суток рассчитывай. – Это хуже… Клопы там, я те скажу, Николаич, во какие! Мутанты! С советские три копейки! Вы бы там хоть эту, как её… дезинфекцию, что ли, провели! СЭС бы вызвали. Кого работаем? – Да пацан один, восемнадцать лет. По уличным грабежам проходит. С Восточки. – С Восточки? Как фамилия фигуранта? Витя отправил в нутро содержимое стакана. Сложил губы, вытянул вперёд, как гуттаперчевые; подняв, забавно прижал их к носу. – Хорош-шо! Побежала силушка по жилушкам! – Помыкалов Димка. – Ух ты! Часом, не Серёги Помыкалова, покойника, сынишка? – Сергеич ему отчество. Живёт с матерью.

      – Значит, Серёгин. Мы с Серёгой по малолетке в одном отряде трубили. Судимый?

      – Судимый, но не сидел, – Маштаков ещё несколько раз отхлебнул из бутылки «Янтарного».

      В голове у него поулеглось. А то с утра как проснулся, долбило: «Фадеев! Фадеев! Побег! Уволят!»

      – Он без вывода будет сидеть? – агент привычно примеривался к предстоящей задаче.

      – Как и ты, в третьей камере.

      – На курево, на чай, Николаич, займёшь до получки? Я тебе ключи дам, ты телевизор к себе в кабинет отвези. Как бы Валька его не пропила.

      – Базару нет. После обеда смотаюсь на дежурке.

      Витёк собирался недолго. На все три замка закрыв входную дверь, латаную-перелатаную, в фанерных заплатках, он вдруг взглянул на Маштакова трезво.

      – Николаич, у меня ещё к тебе будет серьёзная просьба. Можно сказать, последняя. Выполнишь?

      Миха посмотрел удивленно: «Что за дела?»

      – Ну?

      – Нет, ты забожись, что выполнишь.

      – Век на лодке не кататься, – Маштаков ногтем большого пальца поддел передний верхний зуб, щёлкнул, быстро провёл им поперёк горла.

      – Николаич, – голос Витька почти звенел прорывающейся горькой слезой, – ты, когда баб ко мне на хату водить будешь, ты моего супружеского ложа, я умоляю тебя, не оскверняй! Оттоманкой[45] воспользуйся!

      – Клоун! – Миха ладонью крепко хлопнул его по спине.

      Витёк хохотал, сотрясаясь тощим телом.

      – Как я тебя! Уел! Николаич! Ха-ха!

      – Ну ладно, артист-пародист, – Маштаков сам сдерживался, чтобы не засмеяться, подколол его агент действительно изящно. – Я на троллейбусе поеду, а ты давай через полчаса подгребай. На воротах скажешь, что ко мне. Я предупрежу.

      В кабинете Миха первым делом открыл форточку, она повисла на верхней петле. После вечера и ночи следовало проветрить, кабинет был прокурен насквозь. Вытряхнул в корзину обе пепельницы, настоящую и запасную, приспособленную из жестяной баночки из-под оливок. Это Тит из себя аристократа строил, когда за отпуск проставлялся. Впаривал коллегам, как хорошо оливками этими заедать водку, медицинский спиртовой дух, дескать, они махом поглощают. «Абсорбируют!» – многозначительно вздымал вверх палец Лёшка. Миха попробовал оливки, трава травяная.

      Потом он отомкнул сейф и нашёл там картонную папочку с завязками. Достал оттуда наполовину

45

Оттоманка – широкий и низкий мягкий диван без спинки (устар.)