Нина и король Ник. Валентина Хайруддинова

не пойми где. А все таким хорошим прикидывался, – не слушая Нину, продолжала возмущаться Маруся.

      – Прекрати сейчас же, – остановила ее Нина, – может, Саша сейчас страдает, может, что-то страшное случилось.

      – Конечно – случилось! Наивная. Ты вот переживаешь, а он – у бабы какой-нибудь под боком. А я так и знала.

      – Ты, что же, думаешь: Саша меня бросил? – спросила Нина, не понимая, испытывает ли облегчение от мысли: Саша жив и здоров, просто – с какой-то женщиной.

      – Ну, может, и не бросил, – замялась Маруся, – а так – загулял. Вот ночку, другую проваландается – и припрется обратно.

      – Почему ты так уверена? – утирая покатившиеся против воли слезы обиды и жалости к себе, пробормотала Нина.

      – А ну-ка, перестань! Чего реветь-то? Было б из-за кого. Я сейчас чаю принесу.

      Маруся соскочила с койки и убежала в кухню, загремела чашками.

      – Ой! – кричала она из-за перегородки, – конфеты! Апельсины! Лимоны! Орехи!

      Через минуту она поставила большой жестяной поднос с яствами прямо на постель, принесла чай в огромных кружках – трапеза началась. Маруся, поедая с аппетитом одно лакомство за другим, говорила:

      – Сашка, конечно, скотина, но ты, Нина, тоже хороша: работа, работа… Не ходите никуда. Ты только и знаешь: школа, Саша, Мухино, Крутово. Запустила себя. А одеваешься как? Сто раз я говорила: давай сошью платье, купим туфли, а то ходишь в строгом, прямо училка училкой.

      – А я кто? – вяло возразила Нина.

      – Сделай прическу, говорила тебе? Губы крась – говорила? – твердила Маруся, – нет же! Ну, вот, получите! Сашка, хоть и рохля, однако же, глаза имеет.

      – Я, по-твоему, страшная, что ли?

      Нина совсем расстроилась. Конечно, красавицей она себя не считала, да и не задумывалась об этом особо. Верно сказала Маруся: работа, работа… Но Нина думала, что выглядит не хуже других, считала: для женщины вполне достаточно выглядеть опрятно.

      Маруся, показывая, что рот занят едой, покачала головой, прожевала, потом заявила:

      – Ты красивая. Но прическа, конечно, – немодная. Кто косу-то сейчас носит?

      – Коса же короткая.

      – Зато толстая, как булка-плетенка, – фыркнула сестра, – это ужасно немодно. Ну, вот брови и ресницы у тебя без подкрашиваний черные, густые, и лицо – чистое и белое. Но ты слишком просто одеваешься и подать себя не умеешь.

      – Я не собираюсь себя подавать. Что за глупости? К тому же это унизительно.

      – Вот и нет, – не согласилась Маруся, – для женщины одежда и всякие штучки как оружие. Вот некоторые дамы знаешь, какие? Чулки шелковые, туфельки, прическа, платье по фигуре, глазами умеет стрелять – вот мужик уже готов.

      – Саша не такой, – возразила Нина.

      – Какой – «не такой?» – пожала плечами Маруся, – в тихом омуте черти водятся.

      Уснуть Нина не могла. Она никак не хотела верить в версию сестры, но все же червяк сомнения грыз ее сердце. Саша ведь спокойный, даже робкий, вон Маруся говорит: «рохля», наверное, ничего не стоит какой-нибудь красотке ему голову