Небосвод Надиры. Giovanni Mongiovì

не бей ее, бедную девчонку!

      – Но Умар, я ей три раза сказал, чтобы она не подходила к брату… А она воспользовалась тем, что я совершал вечерний салят, и опять подошла!

      – Ну ладно… не бей ее! Отправь домой и все.

      Тут Аполлония чуток приподняла голову, она все еще сидела, согнувшись на корточках:

      – Позволь хоть во дворе остаться. Буду сидеть тихо там у стены, – взмолилась она в слезах.

      – Делай как знаешь! – резко ответил Умар в раздражении, что она все еще тут, путается под ногами.

      Едва Умар поднялся на балкон, дозорный тотчас указал ему на повороты дороги подходившей от Каср-Йанны в двух шагах от рабада.

      – Трое всадников подъезжают.

      – Так поздно? Должно быть странники сбились с пути. Да ведь они могли заночевать и в Каср-Йанне… Зачем бы им выезжать затемно да в такую стужу?

      Умар на секунду вспомнил о пленнике, но потом снова вгляделся в приближавшихся незнакомцев.

      – Умар, судя по драпировкам, если я хорошо разглядел, по крайней мере, один из них – какой-то важный тип.

      – Правильно сделал, что предупредил меня, Мизиян. Если он знатный вельможа, то надо принять его как подобает.

      Умар сошел во двор, взглянул на Коррадо и сказал стражнику:

      – Идрис, после ночного азана повремени пару часов, а потом отвяжи его.

      Стражник согласно кивнул головой.

      После недавних замечаний о погоде Умар готов был освободить Коррадо сразу же, но счел, что, если покажет тем приезжим, насколько сильна здесь его власть, они зауважают его больше.

      Так, сборщик налогов каида остался ждать всадников у двери и увидел, как они подъезжают, когда на западе затухали последние отсветы заката.

      Как верно подметил дозорный на балконе, один из троих был одет в изысканное платье; бесспорно, дворянин. Умар сразу понял, что всадники не из берберов, а, скорее, арабы. Впрочем, кроме внешнего вида мало что или почти ничего не отличало выходца из берберов от коренного араба, если не считать, что наряду с арабским языком в семьях говорили на берберском наречии, и если не считать остатков древней культуры, чуждой исламу, который привнесли именно арабы.

      На приезжем, который с виду казался дворянином, был кафтан с белым капюшоном из камки; такого кафтана Умар никогда не видел. Все трое спешились, и один из прибывших, но не тот, на которого до этого смотрел Умар, сказал:

      – Мы ищем дом Умара ибн-Фуада.

      – Я Умар. Чем могу помочь?

      – Знаете ли вы, Умар, кто перед вами? – спросил опять тот же, указав на человека, которого они сопровождали.

      – Скажете, когда усядемся в тепле у очага.

      Потом приказал стражнику во дворе:

      – Идрис, уведи лошадей в конюшню!

      Умар пригласил путников в дом. Он совершенно не знал, кто к нему пожаловал, но не хотел, чтобы они подумали, что его гостеприимство зависит от личности гостя. Но все же понимал, что приехал человек из очень знатного рода, и принял его со всеми почестями еще до того, как тот представится.

      В