Небосвод Надиры. Giovanni Mongiovì

вслед незнакомец.

      Надира ухватила Фатиму за руку и побежала к дому, уже тогда она была уверена, что Мусаб придет к Умару просить ее руки. Но шли дни, уверенность не подтвердилась, но вот в первых числах октября ей открылось, что вышло из той встречи у колодца, а вышло нечто гораздо более значимое, отчего судьба ее круто изменилась.

      Глава 4

Зима 1060 года (452 года хиджры), рабад Каср-Йанны

      Закат полыхал багрянцем и отсвечивался на лице Коррадо, отчего лицо его казалось почти таким же медно-рыжим как волосы. Надира вернулась в дом уже несколько часов назад, отказав ему в помощи, о которой он умолял; с той минуты к столбу больше никто не подходил.

      И вот в самый разгар вечерней зарницы Каррадо прокричал в бреду:

      – Умар, выходи! Выходи и потягайся со мной!

      Но голос у него за спиной у входа во двор взмолился:

      – Ради бога, не кричи!

      А он:

      – Надира, струсила… так вот твоя жалость?

      Голос у него за спиной приблизился к столбу. Охранник, которого приставил сборщик налогов, тоже подошел, и вид у него был грозный, он собирался отплатить пленнику за то, что тот оскорбил хозяйку дома.

      – Не надо, прошу тебя! Он бредит… не знает, что говорит. Даже меня принял за суженную каида.

      Несмотря на мольбы Аполлонии, стражник пригрозил:

      – Еще одно слово, и я ему голову оторву!

      Аполлония стояла неподалеку от столба, не сводила с брата тревожного взгляда и плакала:

      – Я – твоя сестра. Посмотри на меня, Коррадо, посмотри на меня!

      Но он судорожно мотал головой и не переставал бормотать что-то неразборчивое.

      Тогда Аполлония рванулась к нему и заключила в жалостливые объятия. Коррадо был выше всех в рабаде, а она – одной из самых низкорослых девушек, поэтому головой она уткнулась ему в грудь, оголенную оттого, что туника на нем была разорвана, а покрывало сползло по спине.

      – Коррадо… не сдавайся… недолго осталось.

      – Сестричка… – прошептал он.

      – Наконец-то ты узнал меня!

      – Ты давно здесь?

      – Я всегда здесь… всегда, брат. Я не ушла бы и после того, как принесла тебе покрывало прошлой ночью, да меня мать позвала домой.

      – А они где?

      – Отец с матерью боятся сборщика налогов каида и Микеле тоже не отпускают сюда.

      – А тебя, сестричка?

      – Я-то что, росинка на травинке… кому какое до меня дело?

      Коррадо закрыл глаза, лицо его исказилось словно в судороге, потом он произнес:

      – Иди домой. Не чувствуешь, как жжет солнце в этот час?

      Охранник опять подошел, чтобы девушка не помогала брату:

      – Не липни к нему!

      Аполлония разжала объятия и ответила:

      – Да ты что, не видишь, что он бредит? Уж не сполна ли наказали?

      – Об этом с Умаром говори… я-то давно бы уж его развязал да пошел домой в тепло.

      Аполлония бросилась со всех ног к двери господского дома. Умару доложили о ней, и когда он вышел из двери, Аполлония