Державный плотник. Даниил Мордовцев

знаку старшего из епископов тотчас же увели из Крестовой палаты и Игнатия и Талицкого.

5

      Патриарху Адриану не суждено было докончить допрос тамбовского епископа Игнатия.

      Не «утин во хребте» или попросту «прострел» был причиною его внезапной болезни, а слова Игнатия о том, что Талицкий советовал ему через патриарха провести «в народ», огласить, значит, на всю Россию вероучение Талицкого о царе Петре Алексеевиче как об истинном антихристе. Адриан знал, что слова Игнатия дойдут до слуха царя, да, конечно, уже и дошли со стороны Преображенского приказа на основании вымученных там пытками признаний Талицкого. Старик в тот же день слег и больше не вставал.

      Петр, конечно, знал от Ромодановского, что фанатики и поборники старины, опираясь на патриарха, могли посеять в народе уверенность, что на московском престоле сидит антихрист. А духовный авторитет патриарха в Древней Руси был сильнее авторитета царского.

      Петр не забыл одного случая из своего детства. Присутствуя при церемонии «вербного действа», когда патриарх, по церковному преданию, должен был представлять собою Христа, въезжающего в Иерусалим, то есть в Кремль, «на жеребяти осли», и когда царь, отец маленького Петра, Алексей Михайлович должен был вести в поводу это обрядовое «осля» с восседающим на нем патриархом, маленький Петр слышал, как два стрельца, шпалерами стоявшие вместе с прочими по пути шествия патриарха на «осляти», перешептывались между собою:

      – Знамо, кто старше.

      – А кто? Царь?

      – Знамо кто: святейший патриарх.

      – Ой ли? Старше царя?

      – Сказано, старше: видишь, царь во место конюха служит святейшему патриарху, ведет в поводу осля-то.

      – Дивно мне это, брат.

      – Не диви! Святейший патриарх помазал царя-то на царство, а не помажь он, и царем ему не быть.

      Это перешептыванье запало в душу царевича-ребенка, и он даже раз завел об этом речь с «тишайшим» родителем:

      – Скажи, батя, кто старше: ты или святейший патриарх?

      – А как ты сам, Петрушенька, о сем полагаешь? – улыбнулся Алексей Михайлович.

      – Я полагаю, батя, что святейший патриарх старше тебя, – отвечал царственный ребенок.

      – Ой ли, сынок?

      – А как же онамедни, в вербное действо, ты вел в поводу осля, а святейший патриарх сидел на осляти, как сам Христос.

      Теперь царь припомнил и перешептыванье стрельцов, и свой разговор с покойным родителем, когда узнал от князя-кесаря о замысле Талицкого сповестить народ о нем, как об антихристе, через патриарха.

      – Нет, – сказал Петр, – ноне песенка патриархов на Руси спета. В вербное действо я ни единожды не водил в поводу осляти с патриархом на хребте, как то делал блаженной памяти родитель мой.

      – Точно, государь, не важивал ты осляти, – сказал Ромодановский.

      – И никому из царей его больше напредки не водить, да и патриархам на Руси напредки не быть! – строго проговорил Петр. – Будет довольно и того, что покойный родитель мой короводился с Никоном…[17] Другому Никону не быть, и патриархам на Руси – не быть!

      – Аминь! –

17

Патриарх Никон пользовался особым расположением царя Алексея Михайловича, до опалы назывался «собинным другом».